Ровно 100 лет назад в октябре – ноябре 1917 года в Москве произошло вооруженное восстание, подготовленное большевиками. Единственной организованной силой, выступившей на защиту законного Временного правительства и легитимных органов местного самоуправления, стали учащиеся московских военных, юнкерских и кадетских училищ, а также студенты и гимназисты.

     27 октября (по старому стилю)  находившиеся в Москве офицеры, готовые оказать сопротивление большевистскому восстанию, собрались в здании Александровского военного училища. Их возглавил начальник штаба Московского военного округа полковник К. К. Дорофеев. Силы сторонников Временного правительства, собравшихся в училище, составляли около 300 человек (офицеры, юнкера, студенты). Они заняли подступы к училищу со стороны Смоленского рынка (конец Арбата), Поварской и Малой Никитской улиц, продвинулись от Никитских Ворот до Тверского бульвара и заняли западную сторону Большой Никитской улицы до здания Московского университета и Кремля. Добровольческий отряд студентов получил название «белая гвардия» — тогда впервые прозвучало это словосочетание. В последующие дни юнкера-александровцы участвовали в боях у Никитских ворот, где опорным пунктом им служило здание кинотеатра «Унион», в котором в советское время размещался знаменитый  кинотеатр «Повторного фильма», пользовавшийся огромной популярностью у московских поклонников кинематографа.  

     Осенью 1917 года в Москве находился  Иван Алексеевич Бунин. С 26 октября Бунин и его супруга  Вера Николаевна Муромцева поселились в квартире ее родителей на Поварской улице. В вестибюле дома в дни боев было установлено дежурство, двери заперты, ворота заложены бревнами. Дежурил и Бунин. Читая дневниковые записи писателя, можно почувствовать тревожную  атмосферу тех драматических событий:

«31 октября.   За день было очень много орудийных ударов (вернее, все время – разрывы гранат и, кажется, шрапнелей), все время щелканье выстрелов… 

От трех до четырех был на дежурстве. Ударила бомба в угол дома Казакова возле самой панели. Подошел к дверям подъезда (стеклянным) – вдруг ужасающий взрыв – ударила бомба в стену дома Казакова на четвертом этаже. А перед этим ударило в пятый этаж возле черной лестницы (со двора) у нас…  Хочется есть – кухарка не могла выйти за провизией (да и закрыто, верно), обед жалкий… 

Опять убирался, откладывал самое необходимое – может быть пожар от снаряда…

Почти двенадцать часов ночи. Страшно ложиться спать. Загораживаю шкафом кровать…

1 ноября.   Весь день не переставая орудия, град по крышам где-то близко и щелканье. Такого дня еще не было…  Нынче в третьем часу, когда вышел в вестибюль, снова ужасающий удар где-то над нами. Пробегают не то юнкера, не то солдаты под окнами у нас…

Ходил в квартиру чью-то наверх, смотрел пожар (возле Никитских ворот, говорят)… 

2 ноября.    Заснул вчера поздно – орудийная стрельба. День нынче особенно темный (погода). Остальное все то же. Днем опять ударило в дом Казакова. Полная неизвестность, что в Москве, что в мире…    Два раза дежурил.

4 ноября.   Вчера не мог писать, один из самых страшных дней всей моей жизни…   Вломились молодые солдаты с винтовками в наш вестибюль – требовать оружие»   

     Позже, когда затворничество в квартире-крепости закончилось, Бунин «ходил по переулкам возле Арбата. Разбитые стекла и т.д.». Зиму 1917/18 года он провел в Москве. Все дневниковые записи Ивана Алексеевича об этой зиме вошли в его книгу «Окаянные дни», написанную уже в эмиграции.

   Склонить чашу весов в пользу большевиков помогла артиллерия, значительные ресурсы которой были в их распоряжении и которой практически не было у юнкеров. Один из участников событий в своих мемуарах писал: «Ожесточение боев возрастало. Большевики, видя, что мы всюду держимся стойко, начали с командующим войсками Московского гарнизона Генерального штаба полковником Рябцевым переговоры о перемирии, и к вечеру 30 октября перемирие было заключено. Несмотря на это, большевики не прекращали обстрела Кремля. На моих глазах был разрушен артиллерийским огнем Малый Николаевский дворец в Кремле. Огонь велся с Воробьевых гор. Вечером 30 октября нашим силам было приказано собраться всем в Александровском военном училище, и в этот же вечер большевики еще раз пытались ворваться в Кремль. Против Никольских ворот они поставили батарею, бившая по воротам прямой наводкой. Были там у них и пулеметы. Внутри Кремля, против Никольских ворот, была оставлена наша 2–я рота, построившая себе баррикаду из ящиков с винтовками, пришедших из Америки. Огня мы не открывали, так как противника за Кремлевской стеной не было видно».   

     Погибших юнкеров отпевали в храме  Большого Вознесения у Никитских ворот, а хоронили на Братском кладбище в селе Всехсвятское, получившем свое название от церкви Всех Святых.  Сейчас рядом с этим храмом находится станция метро «Сокол».  Это кладбище было основано в 1915 г. при участии великой княгини Елизаветы Федоровны Романовой, основавшей Марфо-Мариинскую обитель милосердия на Большой Ордынке.    Начиная с 1915 г. на Братском кладбище хоронили умерших от ран и болезней в московских лазаретах русских солдат, казаков, сестер милосердия, офицеров, авиаторов.  А в 1917 году здесь похоронили тех, кто оказал сопротивление вооруженному перевороту.  Из центра Москвы траурная процессия направилась во Всехсвятское. По свидетельствам современников, сама процессия, панихида на Братском кладбище и похороны потрясли москвичей. Именно этим защитникам Москвы был посвящен известный романс А. Вертинского: «Я не знаю, кому и зачем это нужно, кто послал их на смерть недрожащей рукой...».     

     События того страшного в истории Москвы и всей России года оставили раны и рубцы, которые сохранились до наших дней.  Один из них можно увидеть на постаменте памятника Николаю Васильевичу Гоголю работы скульптора Н.А. Андреева, установленного во дворе гоголевской библиотеки на Никитском бульваре. Открытие этого монумента состоялось к столетию со дня рождения писателя  весной 1909 года около Арбатской площади на Гоголевском бульваре, где он простоял до 1951 года. Во время революционных боев на улицах Москвы в октябре – ноябре 1917 года в памятник попала пуля. Выбоина была зацементирована, но не слишком качественно. Она до сих пор находится на постаменте, над одним из барельефов. Вид этого «раненого» монумента автору «Ревизора»  и  «Мертвых душ» вызывает во мне печальные мысли об ужасе революционного безумия, которое не щадит ни людей, ни памятники. Надо усердно молиться о том, чтобы такое в нашей истории больше не повторялось никогда!

Вадим Рутковский
Ноябрь 2017 г.