Страсть — болезненное состояние души, которое вле-

чет человека к нарушению заповедей, мешает следовать за

Христом. Как же избавиться от тирании гордости, тщесла-

вия, уныния, гнева? Почему исповедуясь в одних и тех же

грехах, мы не можем с ними справиться? С этими вопро-

сами журналист Леонид Виноградов обратился не к свя-

щенникам, а к ведущим православным психологам. В бе-

седах с ними восемь основных страстей раскрываются

в неожиданном ракурсе — с точки зрения христианской

психологии. И оказывается, что греховные состояния ча-

сто паразитируют на наших комплексах и душевных трав-

мах, а нерешенные психологические проблемы могут

стать серьезным препятствием на духовном пути.

Книга выходит в издательстве Никея.

Предлагаем вам познакомиться с фрагментами книги.

 

Зачем христианину психология?

В христианском богословии есть такой раздел — ас-

кетика, или наука о подвижничестве. Изучает она ни

много ни мало пути исцеления падшего человеческого

естества. Да-да, именно так — пути исцеления от болез-

ни несовершенства, унаследованной от самого праотца

Адама. Христианские аскеты — это те люди, которые

смыслом своей жизни сделали борьбу с собственны-

ми грехами. Разумеется, борьба эта требует усилий.

Но не только. Необходимы еще и знания. Ведь ника-

кие усилия не приведут к результату, если неправиль-

но выбрать точку их приложения. Подвижники первых

веков христианства это понимали. Они записали и си-

стематизировали свой опыт аскетической жизни с тем,

чтобы передать его христианам последующих веков

и таким образом помочь нам в нелегком деле самосо-

вершенствования. Так появилась аскетика, а внутри

нее — учение о страстях как источнике греха.

Монах и богослов Евагрий Понтийский, живший

в IV веке, был первым, кто определил восемь базовых

страстей, свойственных человеческой природе. Сегод-

ня о страстях вспоминают редко. Гораздо популярнее

учение о смертных грехах. И это неудивительно. Схема

«согрешил —покаялся» проста и понятна каждому. Но

тот, кто имеет хотя бы небольшой опыт христианской

жизни, знает, что раз исповедовать грех еще не значит

избавиться от него. Как часто люди годами каются на

исповеди в одном и том же, выражают твердое намере-

ние «начать новую жизнь», исправиться, но снова и сно-

ва впадают в тот же грех! Отчего так происходит? Вот на

этот вопрос и попытался ответить Евагрий Понтийский.

Он обратил внимание на то, что грех есть лишь следст-

вие, симптом болезненного состояния души. И бороть-

ся надо с причиной, то есть со страстью, овладевшей че-

ловеком, а не с отдельными ее проявлениями. В конце

концов, проявлений может и не быть. Но это еще не зна-

чит, что душу человека не разъедает духовная болезнь.

Мы ничего не можем сказать, например, о человеке, по-

жизненно заключенном в одиночную камеру. Можно ли

утверждать, что он покаялся в своих злодеяниях, прео-

долел свои духовные недуги и стал праведником, лишь

на том основании, что за время заключения у него не

было возможности совершить очередное преступление?

Однажды журналисты попросили бывшего президента

США Джимми Картера прокомментировать какой-то не

очень достойный поступок Билла Клинтона. Джимми

от комментариев воздержался. «Как же так! —не уни-

мались журналисты. — Вы же христианин! Вы бы сами

никогда так не поступили!» — «Не поступил бы. Но всю

жизнь мечтал», — ответил Картер, дав понять, что от-

сутствие «состава преступления» само по себе еще ни-

чего не говорит о состоянии души человека.

Итак, борьба с грехом начинается с борьбы со стра-

стями. Как известно, в первоначальном своем значении

слово «страсть» означает «страдание». Мы говорим

«Страсти Христовы», имея в виду страдания Спасителя

на Кресте. Но можно ли назвать страдальцем гордеца

или скрягу? Да, можно. Со стороны кажется, что та-

кие люди только и делают, что ублажают самих себя.

Но это не так. Человек, движимый страстью, вообще

перестает себе принадлежать и о себе заботиться. Он

ублажает не себя, а поработившую его греховную по-

требность. Сознает ли это он сам или нет, но душа его

оказывается в плену. Порабощенность грехом — это

всегда болезнь, всегда страдание.

Согласно святым отцам, греховные состояния ду-

ши могут быть сведены к восьми главным страстям:

чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние,

тщеславие, гордость. У каждой из этих страстей выде-

ляются так называемые подстрасти. Чревоугодие —

это тайноядение, многоядение и гортанобесие, или ла-

комстволюбие. Блудная страсть может проявляться

с предметом страсти и «в сердце своем». Гнев — в сло-

вах, в рукоприкладстве и в мыслях. Печаль — в досаде

из-за обманутых ожиданий, переживаниях по поводу

утрат, беспочвенной тревоге о будущем. В унынии свя-

тые отцы выделяли апатию и отчаяние. Первое клонит

в сон и бездеятельность, а второе гонит «вон из кельи»,

и человек нигде не может найти себе места. Тщесла-

вие — это превозношение своих плотских преимуществ

и бахвальство своими духовными заслугами. Подвиды

сребролюбия — скупость, мотовство и жажда накопле-

ния. Гордость может выражаться либо как плотская

надменность, либо как духовное превозношение, «ко-

торое гибельнее всех остальных страстей, поскольку

подстерегает преуспевших в подвиге».

Христианские подвижники оставили множество

трудов, посвященных тому, как следует распознавать

в своей душе ростки этих недугов и бороться с ними.

Эти труды сегодня издаются большими тиражами. Тот,

кто хочет навести порядок в собственной душе, всегда

имеет возможность изучить писания христианских ас-

кетов. Спрашивается, зачем же тут психология?

Во-первых, святоотеческие труды, написанные

много столетий назад, современному читателю дале-

ко не всегда понятны. Слишком сильно изменился мир

вокруг, а вместе с ним — и человеческое сознание. Уче-

ние святых отцов воспринимается сегодня как архаика,

имеющая мало общего с реальностью. Следовательно,

и применить это учение к своей жизни человеку до-

вольно сложно. Впрочем, эта проблема может быть ре-

шена и на богословском уровне. Современный швей-

царский богослов и патролог, схиархимандрит Гавриил

(Бунге) задался именно этой целью — актуализировать

учение Евагрия Понтийского. Он сделал попытку пе-

реложить учение о страстях на язык третьего тысяче-

летия, и ему это удалось. Оказалось, что инструменты,

данные монахом-аскетом почти две тысячи лет назад,

не устарели до сих пор. Просто надо научиться ими

пользоваться в новых условиях.

Во-вторых, христианские аскеты были монахами.

Далеко не все их советы можно применить к жизни в ми-

ру. Поэтому при чтении аскетических нравоучений у лю-

дей часто возникает впечатление, что духовность — это

нечто специфически монашеское, а религиозная жизнь

мирянина сводится к тому, чтобы поститься, молиться

и жертвовать деньги в церковную казну. Но и эту пробле-

му, очевидно, можно решить усилиями богословов.

А теперь о том, когда без психологии обойтись не-

возможно.

Как священник я вижу, что люди часто идут на ис-

поведь не с духовными, а с психологическими пробле-

мами. Скажем, девушка кается в гордыне, а начинаешь

выяснять подробности — оказывается, что гордыней

она называет свое нежелание подчиняться завышен-

ным и необоснованным требованиям работодателя.

Ей почему-то кажется, что это от недостатка смирения,

а на самом деле она просто не знает, как, не выходя из

себя, сказать «нет» и не позволить сесть себе на шею —

типичная проблема людей с заниженной самооценкой.

Или человек кается в унынии, а на самом деле у него

тяжелая депрессия, вызванная смертью любимой же-

ны. И ему необходима помощь психолога.

В православной среде к психологии относятся на-

стороженно. Есть даже мнение, что это такая псевдона-

ука, которая стремится заменить собой религию. Опа-

сения эти совершенно бессмысленны — академическая

психология не занимается духовными вопросами. Да,

психическая и духовная области тесно взаимосвязаны,

но граница между ними все-таки есть. И профессио-

нальный психолог (о самозванцах мы сейчас не гово-

рим) никогда не будет вторгаться в религиозную жизнь

человека. У него другая цель — он работает с травма-

ми, с неврозами, с тем, что, кстати говоря, часто мешает

людям полноценно жить духовной жизнью. Ведь у че-

ловека с серьезными психологическими проблемами

и религиозность будет иметь искаженный, болезнен-

ный характер.

Любой священник в своей практике сталкивал-

ся с такими прихожанами. В их религиозных пережи-

ваниях, в их исповеди всегда сквозит какой-то над-

рыв, боль, неестественность. Это значит, что духовная

жизнь человека стала продолжением его душевной

травмы. И до тех пор, пока он не получит профессио-

нальную психологическую помощь, духовная состав-

ляющая его жизни будет иметь карикатурные формы.

Опыт показывает, что самые непримиримые про-

тивники психологии — это как раз те, кто наиболее

остро нуждается в помощи. Есть такой закон, много-

кратно проверенный на практике: если человек ут-

верждает, что у него нет никаких психологических

проблем, это симптом серьезного психологического не-

благополучия. Люди боятся открывать свои душевные

раны. Почему? Только ли потому, что не доверяют пси-

хологам? Не думаю. Скорее всего, основная причина —

это страх разбередить то, что как будто уже забылось

и не тревожит. А может быть, это наивная детская надежда

на то, что все как-нибудь само устроится.

Мне это напоминает страх, который люди испыты-

вают перед анализом на онкомаркеры. Онкологи давно

говорят о том, что на ранних стадиях рак излечим! То

есть у человека есть все шансы справиться с болезнью,

но для этого ее необходимо вовремя обнаружить. Но

почему-то никто, зная это, не спешит в поликлинику

и не выстраивается в очередь, чтобы сдать анализ на

злокачественные клетки. Более того, даже получив на-

правление на обследование, многие так до него и не до-

ходят. Вот что-то похожее происходит и с психологией.

Человек отрицает психологические проблемы, пытает-

ся спрятать их за религиозной терминологией. Да, дей-

ствительно «чревоугодие» звучит гораздо благороднее,

чем «обжорство» или «булимия». Но каяться в страсти

чревоугодия, страдая булимией, абсолютно бесполез-

но. Это психологическая (а подчас и психиатрическая)

проблема. Сколько ни исповедуйся — ничего не изме-

нится. Человек хватается за духовный инструмента-

рий, он не срабатывает, и духовная жизнь принимает

извращенные формы. Вот для того, чтобы этого не про-

исходило, и нужна психология.

И напоследок о том, какую именно психологию

я имею в виду. Дело в том, что она бывает разной. Мно-

гое зависит от мировоззрения специалиста. Этот тезис

некоторым кажется сомнительным. Я и сам долго не

мог с ним согласиться. Если психология — это объек-

тивная наука, то какая разница, во что верит психолог?

Ведь не бывает православной физики или католиче-

ской химии. Чем же психология отличается? Люди все

одинаковы — голова, руки, ноги, биохимические про-

цессы, нервные клетки, взаимоотношения… Так думал

я до тех пор, пока не столкнулся с одним сборником

психологических статей. Несколько психологов-эзо-

териков рассуждали о том, что употребление наркоти-

ков — это опыт расширения сознания и приобрете-

ния новых знаний, и употреблять их крайне полезно.

А зависимость от наркотиков возникает исключитель-

но из-за того, что, их запрещают. Вот тут для меня ста-

ло очевидно, что, в отличие от физики и многих дру-

гих наук, мировоззрение психолога — это не пустяк.

Любая религия имеет свой, специфический взгляд на

человека, свою антропологию. От антропологических

взглядов психолога зависит и его практика. Поэтому

даже те священники, которые признают, что некото-

рым из их чад необходима психологическая помощь,

не отправляют их к кому попало, а советуют обратить-

ся к христианскому психологу и даже говорят конкрет-

но, к кому именно. Ведь если не ориентироваться в этом

 

вопросе, то и под вывеской «православного психолога»

можно встретить самых настоящих шарлатанов. А вот

если мы обратимся к психологии, в основе которой ле-

жит христианская антропология, то с удивлением об-

наружим, что здесь очень много общего с христианской

аскетикой.

Есть расхожее представление о том, что аскетика —

это суровые самоограничения. Но смысл аскетики сов-

сем не в этом. Я бы сказал, что аскетика — это практика

созидания себя. То есть любой человек, который созна-

тельно работает над собой, именно сознательно, а не

стихийно, может называться аскетом. Цели у такой ра-

боты могут быть разные, в зависимости от мировоззре-

ния. Христианская аскетика — это целенаправленная

деятельность по исполнению христианских принци-

пов. Аскет-христианин — это тот, кто следит за свои-

ми мыслями, желаниями, поступками, анализирует

себя. А к чему призывает психолог? Да по сути к тому

же — к самоосознанию, к постановке перед собой за-

дачи, к тому, чтобы сосредоточить свою волю. Психо-

терапия — это не колдовство и не магия. Это сотруд-

ничество двух людей — психолога и клиента, причем

психолог лишь направляет, а основную часть работы

человек должен проделать сам.

И вот еще что очень важно. Святоотеческое уче-

ние говорит нам о том, что страсть — это не преступ-

ление, а недуг, болезнь. А где нет преступления, там

нет и наказания. Христианский психолог стоит на

тех же позициях. Если у человека есть психологи-

ческие проблемы, это не значит, что он какой-то не-

правильный, какой-то не такой и ему должно быть

стыдно. Это значит, что человек нуждается в помощи,

в терапии. И в этом смысле психолог и аскет мыслят

абсолютно одинаково — каждый на своем уровне.

Надо только научиться эти уровни различать. Как?

На этот вопрос вам помогут ответить замечательные

христианские психологи, интервью с которыми со-

браны в этой книге.

Священник Петр Коломейцев,

декан факультета психологии

Российского православного университета

 

ГОРДОСТЬ:

безумное кружение

вокруг своей оси

Началом гордыни бывает обыкновенно презорство.

Кто презирает и считает ни за что других и одних

признает бедными, других — людьми низкого

происхождения, иных же невеждами, тот вследствие

такого презорства доходит до того, что почитает

себя одного мудрым, благоразумным, благородным,

богатым, сильным, и презрение служит для

него началом гордыни. Ибо гордиться — значит

прилагать усилие стать выше других; а чтобы

достигнуть этого, человек уничижает ближнего,

превозносит же себя самого. И презорство есть

начало гордыни, и гордыня — злое порождение

презорства.

Кто из нас не превозносит сам себя? Кто не

презирает ближнего? Но презорство важнее

злоречия. Ибо последнее есть бесчестье, наносимое

только словом; а презорство имеет в виду

пристыдить оскорбляемого самым делом. Конечно,

возможно высокому ныне, если захочет, снизойти

до смирения смиренных, и есть опасность, что

смиренный ныне будет приведен к возношению

гордых. Ибо самая мысль о себе, что дошел до

высоты смирения, служит поводом к возношению,

и превозноситься над тем, кто, по-видимому,

великий грешник, есть уже страшная гордыня,

какую допустил в себе фарисей пред мытарем.

Святитель Василий Великий

 

Беседа с Наталией Ининой,

преподавателем психологических факультетов МГУ

и Российского православного университета,

психотерапевтом-консультантом.

— Наталия Владимировна, гордость святые отцы

называют корнем всех страстей. Что она разрушает

целостность, отдаляет от Бога, — понятно. А како-

вы ее психологические корни?

— Давайте сначала посмотрим на это явление

с позиции обычного человека, а не специалиста по ду-

шевным и духовным вопросам. Гордость связывают

и с чувством собственного достоинства, и с потребно-

стью в самоуважении. С одной стороны, люди гордят-

ся своей страной, своими детьми, успехами своих дру-

зей и близких. И это вполне естественно. А с другой

стороны, гордецом называют человека амбициозно-

го, высокомерного, тщеславного, заносчивого. По Да-

лю гордый — это тот, кто ставит себя выше других. Ви-

дите, насколько сложен этот феномен. И разбираться

с ним можно только в контексте конкретной человече-

ской личности. Тут надо учитывать и возраст челове-

ка, и историю его жизни, и что является предметом его

гордости — собственное «Я» или пятерка, полученная

ребенком по трудно дающемуся предмету.

Кроме того, у каждого из нас есть уровень не толь-

ко духовный, но и душевный, психологический, психо-

физиологический, физический. То есть человек — это

сверхсложная система, части которой хоть и связаны

друг с другом, все же имеют свои особенности, зако-

номерности, логику, динамику развития и так далее.

И отклонения, болезни, искажения также будут иметь

свои особенности. Есть болезни телесные, душевные,

а есть и духовные, и не всегда они напрямую связаны

друг с другом.

Так что, говоря о гордости, следует прежде всего

увидеть сложную структуру конкретной личности, по-

местить ее в культурную (этнокультурную) среду и, на-

конец, взглянуть на все это с позиции духовного миро-

воззрения.

Но такой системный взгляд сейчас непопулярен.

К сожалению, многие довольствуются примитивными

дихотомиями: да — нет, хорошо — плохо, правильно —

неправильно и так далее. На этом уровне невозможно

серьезно говорить о таких сложных образованиях, как

психика, душа, судьба человека. Гордость — это хорошо

или плохо? Ответить на этот вопрос так же сложно, как

на вопрос, хорошо или плохо, что человек много спит,

или мало ест, или медленно что-то делает. Ответ зави-

сит от множества обстоятельств, и при одних условиях

это будет хорошо, а при иных — очень плохо. Здесь, соб-

ственно, и начинается работа профессионала.

Психологическая природа гордости связана с вы-

делением человека из среды, с полем оценивания себя.

Это самооценивание проходит много этапов. Напри-

мер, в детстве оно прямо связано с отношением роди-

телей, с их оценкой ребенка. В дальнейшем нам важ-

но, как оценивают нас наши сверстники, другие люди.

Наконец, человек начинает оценивать себя сам, с опо-

рой на других, но все же основания этой оценки ви-

дит в самом себе. И здесь он может сильно ошибаться.

Часто причиной перекоса, рассогласования между ре-

альностью и образом «Я» могут быть детские травмы,

патогенные влияния в детском, подростковом возрасте

и так далее. В психологии есть целый раздел, посвя-

щенный самооценке, которая бывает адекватной или

неадекватной, завышенной или заниженной. Человек

может сформировать буквально пропасть между реаль-

ным «Я» (то есть таким, каким, с его точки зрения, он

является в данный момент) и идеальным «Я» (таким,

каким он хочет себя видеть). Процесс формирования

отношений с самим собой не менее сложен, чем вы-

страивание отношений с другими людьми.

— Адекватная самооценка важна и для духовного

развития?

— Встраивание самооценки в духовный мир, кото-

рый существует помимо нас, — очень сложный процесс,

поскольку здесь встречаются две линии: психологиче-

ская и религиозная. В религиозной плоскости речь

всегда идет о должном — о том, каким человек должен

быть, как он должен себя осознавать, понимать, оцени-

вать, соотносить с Богом. А психология ориентирована

на актуальное положение человека и помощь в разре-

шении его индивидуальных проблем, часто оказыва-

ющихся серьезным препятствием между человеком

и Богом. Сплошь и рядом эти две сферы путают. Одни

считают, что достаточно указать человеку на его грехи

и ошибки, показать, каким он должен быть, и всё мгно-

венно исправится, все психологические проблемы бу-

дут преодолены одним прыжком, и тогда психология

в принципе не нужна. Другие, наоборот, убеждены, что

есть только психологические процессы, а духовность —

это их проекция. Таким образом девальвируется ду-

ховная составляющая нашей жизни. Давайте все-таки

исходить из того, что духовный путь — это восхожде-

ние на высокую гору. Религия показывает высокое

предназначение человека, то, к чему надо стремиться.

А психология — это проводник, знающий про «ополз-

ни», «лавины», «камнепады». Ее задача — помочь лич-

ности справляться с тем, что мешает подниматься.

И здесь нет противоречия, достаточно вспомнить мудрое

изречение: «Бог ведет, а человек идет». Духовность

не исключает психологии, наоборот, прямо ее подра-

зумевает, надеется на нее. Поэтому бороться надо не

вообще с гордостью (так же, как и не вообще с голов-

ной болью или повышенным аппетитом), а с причина-

ми, которые ведут к самомнению, неадекватному пред-

ставлению о себе. Иными словами, верное отношение

к себе — это вершина достаточно сложного пути, кото-

рый подразумевает как духовное совершенствование,

так и внимательное отношение к психологическим со-

ставляющим личности.

— То есть психология может помочь человеку оце-

нить себя адекватно, увидеть, как мешают ему стра-

сти, в том числе гордость?

— В подавляющем большинстве случаев, в работе

с самыми разными проблемами, от детских травм до

семейных отношений, мы рано или поздно натолкнем-

ся на проблему гордости. Но в данном случае речь идет

не о той духовной страсти, когда человек осознанно на-

значает себя последним судией и не боится ни челове-

ческого, ни Божьего суда. Мы говорим о другой форме

гордости — я бы назвала ее невротической. Это неко-

торая защита в виде неадекватной оценки себя и сво-

их действий, некоторое рассогласование реального

 «Я» и воображаемого «Я», необходимое для сохране-

ния определенной картины мира. Поясню. Представьте

себе семью с одним ребенком, к тому же ребенок этот

долгожданный. Нужно ли уточнять, кому достается

вся любовь взрослых, кто в центре их внимания, ко-

му регулярно перепадает лучший кусочек за семейной

трапезой? Так он и растет — обласканный, залюблен-

ный, единственный. И вот такой ребенок оказывает-

ся в коллективе, где он вовсе не единственный, а один

из многих детей. Здесь надо делиться, отстаивать свои

права, помогать, дружить, быть внимательным не толь-

ко к своим, но и к чужим потребностям. Что произой-

дет с этим избалованным ребенком? Либо ему пове-

зет, и он попадет к талантливому педагогу, который

поможет перестроиться, почувствовать радость от жи-

вого взаимодействия с другими детьми, преодолеть

свой раздутый эгоцентризм. Либо он начнет выстра-

ивать разнообразные защиты, научится манипулиро-

вать, приспосабливаться, обманывать — и все это для

того, чтобы остаться «центром мира», «лучшим и един-

ственным» в собственных глазах. Так в нем начнет про-

растать гордость, и, повзрослев, он будет по-прежнему

считать себя лучше и выше других.

В эту компанию гордецов могут попасть и талантли-

вые люди, которых перехваливали в детстве, подчерки-

вая, что они особенные, избранные, отличающиеся от

других детей. Талант и без того серьезная ноша для че-

ловека. Этот дар легко превращается в проклятие, если

мы забываем, что получили его из рук Божьих вовсе не

для того, чтобы им кичиться. А когда малышу все во-

круг твердят о его исключительности, он и вправду на-

чинает испытывать чувство превосходства над другими.

Мне рассказывали, как педагоги одной очень престиж-

ной художественной школы внушали своим ученикам:

«Вы особенные, не такие, как все! Вы — элита!» Могу се-

бе представить, какие ростки гордости проросли в ду-

шах детей в результате таких восхвалений!

— Наверное, педагоги надеялись, что это помо-

жет детям стать увереннее в себе?

— Не знаю, чем руководствовались педагоги, но по-

добные воспитательные диверсии создают пропасть

между личностью и окружающим миром. У человека

формируется завышенная самооценка, его образ «Я»

становится исключительным, безупречным. Для то-

го чтобы сохранить этот статус-кво, он обособляет-

ся от других людей, избегает любых ситуаций, где его

исключительность может поколебаться или разрушить-

ся. Если мы выходим навстречу миру, нам не удастся

спрятаться за красивым фасадом безупречной самоо-

ценки. Если человек позволяет себе быть собой, он дол-

жен быть готов к тому, что мир увидит не только его

достоинства, но и недостатки. Такая готовность требует

огромного внутреннего смирения, но и открывает путь

к другим людям, к подлинному общению. Однако мож-

но всю жизнь не жить, а изображать жизнь. И тогда мы

не живем, а бесконечно презентуем себя, выбираем, ка-

кой еще своей «замечательной» стороной повернуться

к миру, или, наоборот, забираемся в «башню из слоно-

вой кости» и сидим там в гордом одиночестве, посматривая

сверху на то, как внизу суетятся люди, как они ре-

шают свои обычные, заурядные проблемы.

Гордость очень часто является следствием, а не

причиной определенного поведения. Это своего рода

защита от встречи с реальностью. Человеку бывает

страшно осознать, что он — обычный человек, такой

же, как и многие другие. Он боится этой «обычно-

сти», «скучной» жизни, боится столкнуться с решени-

ем «скучных» проблем. Ему кажется, что только в его

«необыкновенной», «особенной» жизни присутствует

яркость, полнота, но это грубая ошибка, ведущая к не-

обратимым последствиям. Человек попадает в капкан

ложных представлений о себе, начинает бегать по за-

мкнутому кругу, в котором ему приходится все время

доказывать себе свою состоятельность. Это крайне бо-

лезненное, невротическое состояние, лишающее радо-

сти, удовлетворения, благодарности.

В таком невротическом существовании всегда при-

сутствует не только завышенная, но и заниженная са-

мооценка. В одних случаях человек может быть занос-

чивым, высокомерным, но в глубине души чувствовать

себя неуверенным, несостоятельным. И наоборот — он

может быть застенчив, робок, ни к чему не стремить-

ся и «смиренно» признавать свою незначительность,

но в глубине души считать, что уж если бы он за что-

то и взялся, то сделал бы это лучше всех. Надменность

и самоуничижение — два лица гордости. Но в обоих

случаях речь идет о неадекватной самооценке, о выде-

лении себя из среды, об отчуждении от других.

— Можно ли сказать, что все психологические

проблемы так или иначе связаны с гордостью?

— Гордость всегда будет спутницей различных

форм психической патологии, поскольку один из при-

знаков болезненного состояния — нарушение полноцен-

ных связей человека со средой, с миром других людей.

А здесь и эгоцентризм, и неадекватная самооценка,

и завышенная требовательность к другим, и отсутствие

здоровой самокритики. Вокруг такого человека все не-

достаточно хороши, недостаточно внимательны, не со-

ответствуют предъявляемым требованиям.

Есть и другой тип — самоуничижительный, во всем

виноватый страдалец. Однако его страдания будут са-

мыми сильными, а его проблемы — самыми сложны-

ми. «Самоуничижение паче гордости» — это именно

о таких людях. В подобных случаях превалирует за-

ниженная оценка себя и своих возможностей, но, как

я уже говорила, она всегда идет рука об руку с завышен-

ной самооценкой. Разница лишь в том, что на созна-

тельном уровне такой человек считает себя загнанным

в угол страдальцем, а на подсознательном — масштаб-

ным, выдающимся человеком, на долю которого выпа-

ли самые жестокие испытания. То есть он гордится не

достижениями, а поражениями, но не обычными, заурядными,

а выдающимися, особенными. Протоиерей

Александр Ельчанинов, размышляя о гордом человеке,

как раз подчеркивал этот аспект: «Я необычен во всем,

даже мои грехи сильнее и ярче, чем у других».

Если говорить о гордости с психологической точ-

ки зрения, мы чаще всего имеем дело со своеобразной

невротической самозащитой, так как внутри человека

живет страх жизни, страх встречи с собой таким, каков

он есть. Специфика гордости в том, что гордый упова-

ет только на самого себя. Трудно сказать, что преобладает

— упование на себя или страх жизни, в любом

случае эти аспекты плотно связаны в душе человека.

Не случайно преподобный Иоанн Лествичник гово-

рил, что «гордая душа есть раба страха». Страх быть

осмеянным, глупым, слабым, нелепым запирает чело-

века от мира, от других людей, а в конечном счете —

и от самого себя. Эти люди всегда одиноки. У гордецов

не складывается полноценных отношений с другими,

они лишены открытого живого общения и, как следст-

вие, отгорожены от жизни.

— Наверное, к вам такие люди часто обращаются,

но вряд ли они осознают, что их проблема в гордости?

— Да, вы правы. Обычно они жалуются на про-

блемы коммуникации, на сложности в общении. При

этом разговор, как правило, начинается с того, как им

не повезло с окружением, с какими тупыми, безграмот-

ными непрофессионалами им приходится иметь дело

на работе, насколько невнимательными и черствыми

эгоистами оказались их близкие и так далее. Вопрос

«Может быть, проблема во мне, если я ни с кем не мо-

гу сработаться, ужиться?» даже не возникает. В их са-

мосознании нет сомнения в себе. Вот недавний при-

мер. Ко мне обратилась одна женщина, ее волновало

поведение сына-подростка. Он вел себя грубо, дерзил,

не подчинялся. Ее главный запрос можно сформули-

ровать так: «Исправьте ребенка!» При этом вся первая

беседа с ней свелась к тому, какая она чудесная, жер-

твенная, заботливая мама. Она была настолько хоро-

ша, насколько ее сын был неблагодарным, эгоцентрич-

ным, разболтанным. Я предложила в следующий раз

встретиться вместе с ее сыном. Через неделю они при-

шли вдвоем. Женщина сидела, свободно развалившись

в кресле, и говорила почти без умолку. Она знала все,

что нужно ее сыну, знала все, что я должна, с ее точки

зрения, сказать ему, точнее, указать! Именно указать,

поскольку диалог в данном случае был просто невоз-

можен. Когда я стала беседовать с мальчиком, увиде-

ла, насколько он зажат, напряжен, как пружина. Но не

злость и безалаберность поселились в нем, а отчаяние

и одиночество, ведь его мама ничего не хотела о нем

знать. Он мечтал о гитаре, мечтал уже несколько лет,

но ему не покупали гитару и запрещали брать у друзей,

поскольку у матери часто болела голова и дома всегда

должно было быть тихо. На самом деле за этим стояла

властность матери, ее желание, чтобы все было так, как

она хочет. Она не сомневалась в своей правоте и всегда

стояла на своем. Во время одной из встреч я спросила

у этой женщины: «Вы когда-нибудь бываете неправы?»

Она ответила: «Нет!» Я решила не отступать: «А како-

вы критерии вашей правоты, ведь мнение человека

крайне субъективно?» Ответ был прекрасным: «У ме-

ня есть те уважаемые мною авторитеты, с суждениями

которых я соотношу свои». — «А ваше мнение всегда

совпадает с мнением этих людей?» — спросила я. «Нет,

иногда они тоже ошибаются», — уверенно и спокойно

ответила она. Ну что тут еще добавить?! Это блиста-

тельный пример людей, которые назначают себя вер-

ховными судьями, носителями истины в последней ин-

станции. Их не интересует, что происходит с другими;

имеет значение лишь то, насколько комфортно и бес-

конфликтно эти другие встраиваются в их жизнь. Ее не

волновало, что у сына трудный возраст, что ему очень

нужна теплая, дружественная поддержка родителей,

тем более ее не интересовало, что для сына гитара — не

просто музыкальный инструмент, а путь к сверстни-

кам, возможность преодолеть комплексы и неуверен-

ность в себе. Важно было лишь то, что для нее удобно,

остальное обесценивалось и вытеснялось. Я согласи-

лась работать с мальчиком, но как только у него поя-

вились интересы, начали налаживаться отношения со

сверстниками, мама прекратила терапию, запретив

сыну посещать психолога. Она должна была остаться

полновластной хозяйкой ситуации.

— Вы не пробовали поговорить с ее духовником?

— По опыту знаю, что такие женщины духовников

меняют не реже, чем психологов. Об этом мне расска-

зывали многие священники. Для них такие прихожан-

ки тоже большая проблема: стоит женщине указать на

ее промахи, недостатки — она воспринимает это как нес-

праведливый упрек и обижается. Она ждет только похва-

лы, не приемля никакой критики. Если же священник не

поддерживает ее постоянную критику в адрес близких,

а предлагает ей поискать сучок в собственном глазу, и ес-

ли это повторяется не один раз, она начинает поиски дру-

гого духовника, более «мудрого» и «опытного».

— Такое поведение свойственно именно женщинам?

— Такое может быть с кем угодно. Просто гендерная

принадлежность вносит свои особенности. У гордого,

властного, всезнающего отца дети, особенно сыновья,

растут подавленными, забитыми, неуверенными в себе.

Такой отец подсознательно переносит на сына ту нере-

ализованность, ту требовательность и неудовлетворен-

ность, которую он испытывает сам в отношении к себе.

Проще говоря, отыгрывается на сыне за собственные

промахи, и это крайне плохо для психики ребенка.

Недавно я как раз общалась с таким папой, который

«всегда прав». У него очень проблемный сын-подросток,

который до ночи сидит за компьютером, а потом, есте-

ственно, просыпает школу. Отец был в ярости, ника-

кие доводы, требования, угрозы не работали, а других

средств воспитания у него, к сожалению, не было в арсе-

нале. Я спросила: «Скажите, пожалуйста, у вашего сына

есть какие-то мечты? Может быть, он любит музыку или

спорт?» Он ответил: «Футбол, ну и что? Вы что, предла-

гаете ему заняться футболом? Еще чего! Пусть сначала

начнет ходить в школу, получать хорошие оценки, вот

тогда, может быть, я подумаю об этом!» Я понимала, что

отца на самом деле не интересует то, как помочь сыну

найти себя, преодолеть этот трудный, мучительный пе-

реходный возраст. Его волновал только вопрос власти

и подчинения. И, конечно, собственной правоты. Бес-

смысленно было напоминать ему, что он сам, по его сло-

вам, не мог оторваться от телевизора до утра, не мог за-

ставить себя сделать и другие важные и полезные вещи.

Но, как я уже говорила, самокритика для людей такого

типа — совершенно исключенный из арсенала прием.

Ведь критический взгляд на себя может довольно быст-

ро пробить брешь в этой амбициозной, тщеславной, за-

носчивой и властной броне, и откроется неуверенный,

испуганный и слабый человек, которому уже не удастся

считать себя лучше и выше других.

— Вы привели примеры детско-родительских от-

ношений. Между взрослыми людьми гордость прояв-

ляется как-то иначе?

— Здесь нет принципиальных различий. Все сво-

дится к тому, что человек не хочет, а часто и не может

отказаться от ощущения собственной значимости,

своей правоты всегда и во всем. Другой в мире такого

человека — всегда средство, повод, объект. Я уже гово-

рила, что такая жизненная философия, постановка се-

бя в центр бытия часто связана с глубинной неуверен-

ностью, страхом быть как все, то есть обыкновенным.

Но эти глубинные страхи, неуверенность на поверхно-

сти проявляются именно в демонстрации собственной

исключительности, явной или скрытой, завуалирован-

ной. Я недавно работала с одной молодой женщиной,

которую переполняли претензии к мужу. Он, по ее сло-

вам, не понимал ее, был к ней равнодушен, невнимате-

лен; вывод был «закономерным»: «Он не любит меня!»

Но постепенно, пытаясь понять глубинные причины

происходящего, мы подошли к тому, что она сама была

не очень в ладу с собой: с одной стороны, у нее были за-

вышенные амбиции, с другой стороны, она была очень

закомплексована. Я уже рассказывала вам об этой спе-

цифике неадекватной самооценки.

Но было недостаточно просто сказать моей кли-

ентке: посмотрите, все претензии, которые вы подсоз-

нательно предъявляете самой себе, вы переносите на

своего мужа, и он, естественно, становится виноватым

в том, в чем совсем не виноват — в ваших отношени-

ях с самой собой! Пришлось не просто говорить ей об

этом, а глубоко и тщательно проработать истинные

причины нарушения здорового самоотношения. В ре-

зультате она сказала: «Я очень рада, что именно этот

человек рядом со мной. Он мой настоящий учитель,

благодаря ему я начинаю видеть свои промахи, свои

страхи и свою ложь и ему, и самой себе. Чувство соб-

ственного достоинства — вот чего мне не хватает сей-

час!» Вдумайтесь! Сначала мы имели дело с типичным

проявлением невротической гордости — с чувством

собственной правоты, безапелляционностью, надмен-

ностью и высокомерием. Но опыт встречи с подлин-

ными причинами ее состояния позволил этой девуш-

ке выйти к смирению, встать в определенную позицию

по отношению к себе и увидеть себя такой, какая она

есть. И в результате она осознала огромный внутрен-

ний дефицит чувства собственного достоинства, я бы

уточнила — речь в данной ситуации шла об уважении

к самой себе. Дело в том, что эта девушка выросла в ат-

мосфере неуважения и равнодушия, с ней никто не

считался, и ее гордость стала той самой защитной бро-

ней, закрывающей ее от боли унижения. Но во взро-

слой жизни эта броня уже не защищала ее от детских

травм, а стала непреодолимой преградой между ней

и близким человеком. Что мы видим на этом приме-

ре? Гордость всегда связана с эгоцентризмом, отгоро-

женностью от других, ощущением себя выше и лучше

остальных и глубинным страхом обнаружить себя та-

ким, каков ты на самом деле. Если такую форму гордо-

сти удается преодолеть, то мы выходим к смирению,

к способности уважать как себя, так и другого, к ощу-

щению близости, родства между людьми.

— Может ли человек сам справиться со своей гор-

достью?

— Многие святые отцы говорят о том, что гордость

лечится смирением. Но надо иметь подлинную веру

и мужество встречи с самим собой, чтобы открыть свое

сердце смирению. Российский писатель и публицист Бо-

рис Батлер однажды очень точно заметил: «Жизнь под-

носит гордому под нос нашатырь страдания». Это очень

точное, на мой взгляд, замечание. Именно в страдании

человек выходит к пониманию собственной ограничен-

ности — он соприкасается с чем-то, что явно больше

и сильнее его. Страдание смиряет с неизбежностью, низ-

вергает с «пьедестала» успеха, помогает довериться, ра-

зомкнуться, открыться помощи Бога и помощи других

людей. Ощущение близости к Богу, Его невыразимой

и неохватной любви к нам позволяет почувствовать се-

бя таким, каков ты есть, без страха, в полном доверии,

и увидеть другого человека таким же образом. В этом

акте веры, смирения и любви сгорает броня гордости,

которая закупоривает человека внутри, не позволяя ему

выйти наружу, к жизни, к людям, к Богу.

Однако здесь надо уточнить, что все вышесказан-

ное можно отнести лишь к невротическим формам

гордости. Ее причины чаще всего не осознаются че-

ловеком. Осознание же этих причин может помочь че-

ловеку преодолеть свою гордость. Но есть и иная сте-

пень гордости, ее обычно называют гордыней. Здесь

уже речь идет о страсти, о безумном притязании стать

окончательным судией самому себе, самому вершить

суд, который выше суда Божьего и суда человеческо-

го. Тут уже вряд ли можно говорить о психологических

особенностях, о детских травмах, о степени неосозна-

вания самого себя. Здесь речь идет о духовном недуге.

Но человек попадает в такое духовно страшное состо-

яние не одномоментно, он может идти к нему годами,

десятилетиями. Задача психологии как раз и состоит

в том, чтобы помочь выявить зародыши гордыни. Вы-

явить и обезвредить.

Гордость — очень тонкая, изощренная страсть, она

может прятаться за очевидными добродетелями, за ми-

лосердием, за человеколюбием, за верностью Родине,

делу, человеку и так далее. Не случайно все отцы

Церкви предупреждают о гордыне как об очень ко-

варной и страшной страсти, которая может привести

к гибели души. Именно поэтому борьба должна вес-

тись на всех уровнях. На уровне духовном опорой че-

ловеку будет Церковь, ее таинства, глубокий довери-

тельный контакт с духовником. Но необходима борьба

и на психологическом уровне, в противном случае

именно психологические проблемы могут стать теми

кривыми зеркалами, в которых человек будет видеть

не реальность происходящего, а только свое отраже-

ние, да и то кривое.

Психологию человека можно уподобить некоему

оптическому прибору. Если он прозрачен, то его как

бы нет. Сквозь него мы начинаем видеть мир во всем

многообразии, и наш взгляд будет правдивым. Но если

стекла этого прибора мутны, непрозрачны, то мы не

увидим ничего, кроме разводов и смутных очертаний.

Тогда наши отношения с реальностью будут ложными,

мутными. Однако не стоит полагать, что человек го-

рит желанием встретиться с реальностью. Ему меша-

ет в этом и глубинный страх встречи с этой самой ре-

альностью, и душевная леность, нежелание внутренне

напрягаться, слабость воли. Еще в начале XX века рус-

ский философ Борис Вышеславцев говорил о том, что

способность видеть реальность — самый удивитель-

ный дар сознания, данный человеку Богом. Но человек

прилагает огромные усилия для того, чтобы убежать

от реальности, не видеть ее такой, какая она есть, по-

скольку это требует внутреннего напряжения, работы

души. Вышеславцев считал самыми здоровыми людь-

ми на земле именно святых, поскольку они способны

видеть реальность и при этом любить ее. А обычный

человек кружится вокруг собственной оси, озабочен

любовью к самому себе (точнее, потаканием), и потому

его пугает встреча с реальностью, после которой уже

не получится жить, как раньше, обслуживая только

свой эгоцентризм. Человеку придется дотянуться до

той высоты, которую мы и называем подлинно христи-

анской, до той жертвенной христианской любви, кото-

рая никогда не бывает слепой, но «долготерпит, мило-

сердствует, не ищет своего… и сорадуется истине», то

есть не исчезает при встрече с ошибками и недостат-

ками, а помогает их преодолеть! И если такое отноше-

ние к себе, к людям мы будем в себе поддерживать, то

страсть гордости, смею надеяться, будет обходить нас

стороной.

— Наверное, человеку надо помогать увидеть себя

со всеми своими проблемами постепенно?

— Конечно. К счастью, человек и не может уви-

деть себя сразу таким, каков он есть. Я уже говори-

ла, что духовный рост можно сравнить с восхождени-

ем на высокую гору. Ее вершина — то, каким должен

в идеале быть человек. Но мы обычно топчемся у под-

ножия, с трудом нащупывая те тропинки, которые

могут повести нас наверх. Психология — поводырь,

компас, помогающий не сбиться с пути. Она помога-

ет увидеть в самом себе те недостатки, которые удер-

живают нас внизу, лишают возможности двигаться

к желанным высотам. Психолог — это внимательный

профессиональный собеседник, его задача — помочь

человеку увидеть себя. Самому человеку это сделать

очень трудно. Глаз слишком «замылен», а интеллект

слишком виртуозно защищает от нежелательной

правды.

Я сразу уточню, что психолог ни в коем случае не

заменяет священника, он является помощником, а не

конкурентом. Священник ведет человека по пути ду-

ховного спасения, задача его как пастыря — не позво-

лить человеку сбиться с этого пути. Задача же психо-

лога — работать с нижележащими уровнями, которые

могут быть препятствием на пути спасения. Это и по-

следствия неразрешенных, непроработанных жизнен-

ных кризисов, и неосознанные, вытесненные пережи-

вания, и еще многое другое. Нужно помочь человеку

зрело, ответственно, по-взрослому отнестись к себе

и к задачам собственной жизни.

— Нецерковному человеку это тоже помогает?

— Да, но многие мои клиенты, изначально невоцер-

ковленные, а иногда и некрещеные, после такой работы

приходят в Церковь, хотя я не ставлю перед собой та-

кую цель. Чем серьезнее человек начинает относиться

к своему внутреннему миру, чем глубже осознаёт необ-

ходимость личностного роста, тем больше вероятность,

что на каком-то этапе он задумается о смысле жизни,

о вечных ценностях, а эти размышления помогают

прийти к Богу. Когда человек глобально выздоравли-

вает, становится более целостным, гармоничным, он

начинает слышать голос своей души, которая по при-

роде христианка.

— Психологу наверняка приятно осознавать, что

он кому-то помог, что эти люди потом рекомендуют

его своим знакомым. И так в любой профессии. Чем бы

человек ни занимался, он хочет, чтобы его как профес-

сионала ценили. Но ведь где успех, там и соблазн воз-

гордиться?

— Здесь все упирается в то, ради чего мы работаем,

чем по-настоящему мотивированы. Если во главе угла

будет стоять желание успеха, желание быть замечен-

ным, то, безусловно, человек не устоит перед соблаз-

ном возгордиться в случае удачи. Но если главной це-

лью, главным смыслом будет дело, которому человек

посвящает свою жизнь, а вовсе не он сам на фоне вы-

бранного дела, то такого соблазна нет. Точное понима-

ние нравственных основ крайне важно именно в по-

могающих профессиях, поскольку мы имеем дело со

страдающими людьми, и очень важно не превозно-

ситься, поучая свысока. Необходимо иметь мужество

войти в чужое страдание, быть по-настоящему состра-

дающим, встать рядом с чужим страданием, и тогда

будет не до гордости — сердце наполнится любовью

и желанием помочь. А это самое лучшее лекарство от

гордости — способность покинуть себя, свою внутрен-

нюю крепость, открыться другому человеку, его боли,

его нужде, его беде.

Но не случайно я говорила, что страсть гордости

крайне лукава, и даже в сострадании, в соприсутствии

другому человек может соблазниться и подумать: вот

какой я молодец, на какие я иду жертвы ради друго-

го! Здесь важно быть честным с самим собой. Если та-

кая мысль появляется, ее надо увидеть, пресечь, по-

молиться, попросить у Бога помощи в борьбе с этой

страстью и делать свое дело дальше. Ведь задача лю-

бой страсти — увести человека за собой, соблазнить,

отвлечь от реальности жизни. Вот и не надо этому

Гордость

поддаваться, но, не поддаваясь и не погружаясь, на-

до быть внимательным к самому себе. Духовное вос-

хождение требует собранности, напряжения, просто

внутреннее напряжение должно стать творческим со-

стоянием. Тогда человек сможет преодолеть мир кри-

вых зеркал, которые порождает гордость, и жить на-

полненной жизнью, в которой есть и любовь, и вера,

и встреча с самим собой, и с другим человеком, а в ко-

нечном счете — с Богом.

 

БЛУД:

иллюзия любви

Не думай низложить беса блуда возражениями

и доказательствами, ибо он имеет многие

убедительные оправдания как воюющий против нас

с помощью нашего естества.

Преподобный Иоанн Лествичник

 

Беседа с Наталией Ининой,

преподавателем психологических факультетов МГУ

и Российского православного университета,

психотерапевтом-консультантом.

— Наталия Владимировна, в психологии есть по-

нятие «сексуальная зависимость». Это то, что в свя-

тоотеческой литературе называется блудом?

— Я бы не стала ставить прямой знак равенства

между блудом и сексуальной зависимостью. Блуд,

как и любая страсть, обуревающая человека, свя-

зан в огромной степени с духовной сферой. Задача

страсти в том, чтобы пленить всего человека, все его

уровни: и телесный, и душевный, но прежде всего —

духовный уровень, ведь именно он определяет связь

человека с Богом. А понятие зависимости, в данном

случае сексуальной, все же больше относится к пси-

хологии, то есть к сфере чувств, переживаний, эмо-

ций, мотивации и прочего. Безусловно, в сексуаль-

ной зависимости есть и экзистенциальные духовные

компоненты, такие как глубинный неосознаваемый

страх смерти, вытесняемое чувство внутренней опу-

стошенности, глубинное одиночество. Но могут быть

проблемы и иного рода — детские травмы, пережи-

тое в юном возрасте сексуальное насилие, деструк-

тивные, патологические отношения в родительской

семье. Огромную роль играет среда, в которой фор-

мируется личность, и так далее. В результате чело-

век «кидается» в сексуальную зависимость в поисках

«анестезии», квазиутешения, однако никакого уте-

шения он, естественно, не находит, а проваливается

в зависимость все глубже и глубже, теряя здоровые

ориентиры жизни.

Но говорить, что между страстью блуда и сексуаль-

ной зависимостью нет связи, я бы не осмелилась, по-

скольку мы имеем дело с человеком как целостным су-

ществом, его крайне трудно разложить на части. Все

уровни человеческого бытия — и телесный, и душев-

ный, и духовный — связаны друг с другом, влияют друг

на друга, и рассматривать каждый в отдельности не

удастся. Однако помнить о внутренней иерархии этих

уровней крайне важно, в том числе и для того, чтобы

искать и находить адекватные способы помощи в борь-

бе с нездоровьем, как физическим, так и душевным, ду-

ховным. И в этом плане страсть блуда — проблема бо-

лее фундаментальная.

— К вам на консультацию часто приходят с этой

проблемой?

— В подавляющем большинстве случаев жалобы,

с которыми люди приходят, не соответствуют реаль-

ному положению дел. Иными словами, одно выдает-

ся за другое. К примеру, родители жалуются на плохое

поведение ребенка, а оказывается, что они сами не да-

ют ему шагу ступить. Человек жалуется на несправед-

ливое к себе отношение, но выясняется, что он сам от-

носится к окружающим без должного внимания. И за

страстью блуда, когда начинается практическая рабо-

та, часто тоже обнаруживаются иные основания, нару-

шения, проблемы. Если обратиться к этимологии, то

«блуд» и «блуждание» — однокоренные слова, и они

близки по значению. Это некий уход, иногда поиск, но

ложной цели. Человек блуждает в поисках чего-то, его

душа мятется, ищет, но ищет там, где светло, а не там,

где лежит ценное, важное. Это касается и других стра-

стей. Борьба со страстью — это не просто борьба с блуд-

ным помыслом, к чему обычно сводится обывательское

представление об аскетике. Это борьба за человека, за

развитие его личности, в христианском понимании —

за его спасение. Поэтому задача психолога состоит не

просто в том, чтобы дать средство противостояния,

а в том, чтобы направить человека в сторону раскры-

тия лучших свойств его души, в сторону принятия се-

бя, чтобы в результате этого самораскрытия был побе-

жден и блудный помысел.

— Принято считать, что физиологическое разви-

тие опережает психологическое: физически уже муж-

чина или женщина, а сознание подростковое. Не эта

ли дисгармония порождает блудные желания?

— Это относится, прежде всего, к подростковому

возрасту, когда ребенок в короткий срок переживает то,

что физиологи называют «гормональной бурей». Про-

исходит перестройка всего организма, резко меняется

внешний облик, в результате подросток сталкивается

с новыми, часто ошеломляющими его проблемами. Он

оказывается, как писал Толстой, «в пустыне отрочест-

ва», когда прежние опоры, такие как семья и школа,

начинают шататься, дискредитироваться, а новые еще

не сформированы. Именно поэтому возникает множе-

ство опасностей, в частности, связанных с непропорци-

ональным развитием гормональной, половой сферы.

Но за внешними признаками, как я уже говорила, мо-

гут быть и иные проблемы. Главная из них — это раз-

рыв, внутренний конфликт между «хочу» и «должен»,

то есть между желаниями и разумом. Но за этим гло-

бальным несоответствием есть и неуверенность в себе,

и страх, и одиночество, и многие другие типично под-

ростковые проблемы.

Задача и психолога, и воспитателя — помочь в про-

хождении этого периода. Надо еще не забывать край-

не негативное воздействие массовой культуры, кото-

рая пороки превратила в доблести. Поэтому родителям

следует быть начеку, попытаться стать своим детям

друзьями и помочь пройти над пропастью, не прова-

литься в нее.

— А некоторые считают, что подросткам не сле-

дует обсуждать тему взаимоотношения полов со

взрослыми, в том числе с родителями. Вы с этим со-

гласны?

— Нет. Я считаю, что мы можем говорить друг с дру-

гом, в том числе и взрослый с ребенком, по сути дела,

о любом предмете. Другой вопрос — как говорить? На

каком языке, с какой интонацией, с каким подходом?

Напомню слова Маршака, который на вопрос, как на-

до писать книги для детей, ответил: «Точно так же, как

для взрослых, только значительно лучше!..» Поэтому

в принципе нет табуированных тем, есть (по крайней

мере для психотерапевта) табуированные интонации,

способы подачи своего мнения. Другое дело (и это иная

беда), что провести этот доверительный разговор, увы,

часто некому. Поэтому речь должна идти не о «запре-

те» родителям говорить об этих вещах со своими деть-

ми, а об их внутренней готовности вообще говорить

с детьми. И это касается любых тем, не только блуда,

но и любви, дружбы, милосердия и так далее. Родители

уделяют общению со своими детьми минимум време-

ни и часто сводят это общение к окрикам, требовани-

ям, упрекам. Я редко встречаю семьи, в которых царят

уважительные, доверительные отношения между по-

колениями.

Мне запомнился один случай. Ко мне пришел юно-

ша лет шестнадцати. В разговоре он признался: «Я себя

чувствую ужасно, потому что я в нашем классе единст-

венный девственник!» Я узнала, что он ни с кем в семье

не мог поговорить об этом, поскольку там не принято

было говорить по душам. А парня мучил этот вопрос,

он чувствовал себя неуверенно, одиноко, считал, что

он изгой. Именно эти вещи волновали его, а не сексу-

альные переживания. Он считал, что раз он не такой,

как все, значит, он хуже. Я сказала ему: «Я очень бла-

годарна тебе, что ты решился поговорить со мной об

этом. Я не могу требовать от тебя, чтобы ты оставался

целомудренным. Я могу только сказать, что думаю об

этом, исходя из своего жизненного и профессионально-

го опыта. Ты, конечно, волен последовать примеру сво-

их приятелей (кстати, не факт, что все они лишились

девственности, это может быть и бравада). Но я знаю,

что если ты сделаешь это только ради того, чтобы не

отстать от друзей, то ты на всю жизнь запомнишь этот

первый опыт как что-то очень далекое от того прекрас-

ного, что называют любовью. А вот когда ты встретишь

девушку, в которую влюбишься, и ваша любовь будет

взаимна, и вы решите пожениться, потому что не смо-

жете ни дня прожить друг без друга, вот тогда ваша

близость будет частью той огромной любви, что за-

полнит ваши сердца и принесет вам обоим настоящее

счастье!» Так получилось, что через несколько лет мы

встретились опять, и оказалось, что ему тогда удалось

воздержаться от соблазнов. Он действительно встре-

тил свою любовь, и они поженились. Я не спрашивала

о том, сбылись ли мои прогнозы, но глядя на него, по-

нимала, что передо мной счастливый молодой мужчи-

на, любящий и любимый.

Во всем нужна здравость и умеренность. Любые

крайности всегда плохи. Тем более что надо понимать:

мы имеем дело не с идеальным статистическим под-

ростком, неким универсальным существом, а каждый

раз с уникальной жизнью с ее особенностями, услови-

ями, трудностями. Но даже если попытаться давать

общие советы, то, на мой взгляд, говорить с подрост-

ками о сексе свободно и «по-взрослому» — это неадек-

ватность, поскольку тема эта и для взрослого деликат-

на, а подросток крайне раним, чувства его обострены

и уязвимы. Такие разговоры требуют уважительности,

осторожности, чуткости. Но не говорить совсем тоже

неверно. Это, как правило, связано с родительским не-

желанием брать на себя ношу ответственности, тратить

свои душевные силы.

Один из крупнейших в США специалистов в обла-

сти сексуальной зависимости, замечательный психо-

лог, вспоминал, что в свои 16 лет сам тяжко страдал от

этой зависимости. Но его отец, который в то время был

ведущим сексопатологом штата, этого в упор не видел.

Однажды он подошел к сыну и, похлопав его по плечу,

сказал: «Сынок, если у тебя будут проблемы в сексу-

альном плане, обращайся». Он, будучи профессиона-

лом в этом деле, не видел, что его собственный сын не

просто «имеет проблемы», а тяжело страдает от них.

Причем надо сказать, что дверью в эту бездну оказался

интернет. У мальчика развилась зависимость от разных

сайтов, на которых предлагалась совершенно непо-

требная продукция. Это пример абсолютного невнима-

ния, безответственности, я бы сказала — равнодушия,

за которым стоит родительский эгоцентризм. Но если

родители не будут сопровождать своих детей в океане

опасностей и соблазнов, которые предлагает секуляр-

ное общество, где все ценности давно перевернуты с ног

на голову, то риск поддаться соблазнам у наших детей

крайне возрастает.

— Представления о блуде в Церкви и в секулярном

обществе сильно различаются. В обществе внебрач-

ное сожительство считается сегодня вполне есте-

ственным: мол, люди присматриваются друг к другу,

проверяют, готовы ли они к длительным отношени-

ям, к совместной жизни. Как можно объяснить нецер-

ковному человеку, что такое сожительство неесте-

ственно, что оно разрушает целостность?

— Я бы расширила ваш вопрос: как объяснить

нецерковному человеку, что грех разрушает целост-

ность? Разве это касается только блудной страсти?

А представление о целях и смыслах жизни? А как

объяснить нецерковному человеку, что такое спасе-

ние или бессмертие души? Между этими понятиями

и секулярным сознанием — пропасть, которую, как ска-

зано в Евангелии, человеку пройти невозможно, толь-

ко Богу всё возможно. Христос и пришел, чтобы пере-

вести нас через эту пропасть, а каждый из нас, в меру

подражания Христу, может помочь это сделать дру-

гому. Но общего универсального ответа на частное

и каждый раз уникальное вопрошание дать, на мой

взгляд, нельзя. Для того и существует такая наука —

психология, чтобы помочь найти конкретный ответ на

данный вопрос, и опять же не в самой общей форме,

а в форме конкретной.

Теперь вернусь к началу вашего вопроса — о раз-

ных представлениях о блуде в Церкви и в секулярном

обществе. Действительно, в секулярном обществе счи-

тается, что нет ничего опасного в блудных связях, что

это некая «разрядка», «снятие напряжения» и вообще

«полезно для здоровья» (об этом, кстати, часто гово-

рят врачи-урологи или врачи-гинекологи, консульти-

руя своих пациентов). Что тут скажешь? Если провести

некую аналогию, то согласно этой логике в регуляр-

ной выпивке нет ничего плохого — это снятие стрес-

са, разрядка, профилактика атеросклероза и так далее.

Подобного рода аргументы могут казаться убедитель-

ными до той поры, пока мы не обратимся к статистике

смертей, разрушенных семей, деградации и психиче-

ских болезней миллионов наших соотечественников,

идущих этим путем. Вот что стоит за невинной, каза-

лось бы, эйфорией от очередной выпивки. Возвраща-

ясь к нашей теме — за эйфорией от случайных связей

может стоять зависимость, подчиненность всего вну-

треннего мира человека этой навязчивой страсти, и это

с неизбежностью приведет к растрате себя, потере це-

лостности, в конечном итоге — к полной деградации

личности как Божьего замысла.

Помню один случай. Я консультировала молодую

женщину, верующую. Она жила с мужчиной, у них

был ребенок. Проблема была не только в том, что этот

мужчина не хотел регистрировать отношения, хотя

любил и ее, и ребенка, но прежде всего в том, что он

декларировал для себя возможность полигамии. Он не

изменял своей подруге физически, но все свое свобод-

ное время проводил в интернете, переписываясь там

с другими девушками. Жена ревновала, обижалась, но

он считал, что его поведение — норма, и она должна

принимать его таким, какой он есть. Через некоторое

время он пришел ко мне на прием. Инициатором его

прихода была, естественно, жена. Я увидела перед со-

бой сложного, невротизированного, запутавшегося мо-

лодого человека, который декларировал одно, а в душе

у него происходило совсем другое. Выяснилось, что его

отец очень часто изменял матери, та страдала, плакала,

но это не останавливало отца, он считал это абсолютно

нормальным мужским поведением. Мать не говорила

с сыном о том, что вообще-то отец ведет себя не очень

хорошо, так как боялась, что сын станет испытывать

к отцу негативные чувства. Он их и так испытывал, по-

скольку видел, как страдает мать, как родители скан-

далят и ссорятся, но в то же время пытался, как и все

мальчишки, быть похожим на отца — и в результате пе-

ренял такую негативную поведенческую модель. Когда

мы всё это вскрыли, я спросила его: «Почему вы счита-

ете, что должны воспроизводить поведение своего от-

ца, быть похожим на него в этом плане? Это действи-

тельно вам близко?» Он сначала ничего не ответил. Но

через некоторое время начали происходить изменения

в его поведении. Через полтора года эта пара не только

поженилась, но и повенчалась, поскольку муж пришел

к Богу. В этом ему, конечно, помогла любовь его жены,

ее терпение и вера, но и сам он сделал важный, чест-

ный шаг навстречу самому себе, всему лучшему, что

было в нем.

А вот другая история. Обратилась ко мне девуш-

ка. Она находилась на грани суицида, была глубоко

несчастна, очень одинока, с крайне низкой самооцен-

кой и полным неверием в себя. Ей казалось, что ее

жизнь бессмысленна и пуста. Родители ее воспиты-

вали крайне авторитарно, жестко, дело доходило до

побоев. Она была сломлена, но иногда у нее случа-

лись провокационные демарши: она крикливо оде-

валась, ярко красилась и шла на улицу с конкрет-

ной целью — спровоцировать кого-то на знакомство,

флирт. Она долго не признавалась мне в этом, но все

же как-то расплакалась и сказала: «Я страшно одино-

ка, мне кажется, что я никому не нужна!» Понимаете,

по внешним признакам она вела себя, как блудница,

а на самом деле это была маска, за которой скрыва-

лись глубокие страдания. Разумеется, я не оправды-

ваю такое поведение, но важно понять, в чем его при-

чина, как помочь человеку выйти из этого состояния.

Запреты, наказания и порицания тут бессмыслен-

ны — они просто загонят проблему внутрь. Нам уда-

лось преодолеть это ее состояние. Она встретила чу-

десного молодого парня, — кстати, когда опять начала

ходить в храм. Через некоторое время они расписа-

лись и обвенчались.

Это истории со счастливым концом. Однако ста-

тистика показывает, что институт брака в секулярном

обществе все больше обесценивается. Люди не хотят

брать на себя ответственность друг за друга, за сохране-

ние отношений, не готовы жертвовать своим комфор-

том, покоем ради другого.

Приведу один запомнившийся мне печальный

Пример современного отношения к браку. Обратился

ко мне молодой человек, образованный, интеллекту-

ал, правда, не христианин, но очень интересующийся

духовными вопросами. Его проблема меня удивила.

Он сказал: «У меня с моей супругой экзистенциаль-

ные, духовные расхождения. Мы друг друга не пони-

маем, у нас разные ценности». Такой запрос встреча-

ется крайне редко, обычно претензии значительно

проще. Мы начали работать, и выяснилось, что в бра-

ке молодые люди состоят уже четыре года, а «экзи-

стенциальные расхождения» начались четыре меся-

ца назад, когда супруга родила дочку. Молодой папа

остался «не у дел» — до рождения ребенка он был

в центре внимания жены, а с появлением дочери все

изменилось. Ему стало неуютно, некомфортно. Когда

мы выяснили это, я сказала: «Вы взрослый человек,

вольны поступать так, как считаете нужным. Одна-

ко вашей дочери всего четыре месяца, а ваша жена

кормит ее грудью. Мне кажется, сейчас не самое под-

ходящее время для разрыва отношений. Давайте от-

ложим решение этого вопроса на год, а пока попробу-

ем поискать компромиссы». Мое предложение его не

устроило, он пошел к другому психотерапевту, кото-

рый сказал именно то, что этот молодой человек хо-

тел услышать: «Я вас понимаю! Это ваша жизнь, она

у вас одна. Раз вам плохо, ищите другой вариант». На

самом деле речь шла не о том, что ему плохо, а о том,

что он эгоцентричный человек и хочет оставаться

«пупом земли».

Многие современные люди инфантильны, безот-

ветственны. Они не хотят терпеть, думать, работать,

а хотят идти за своими желаниями, часто сиюминут-

ными.

— Сегодня многие женятся в тридцать, а то

и в сорок лет. Церковь советует воздерживаться до

брака от близких отношений, а мир говорит: вы на-

силуете физиологию, ваши советы доведут молодого

человека до невроза. Как найти силы воздерживаться,

не впадать в блудную страсть?

— Для ответа на этот вопрос необходимо коснуть-

ся неких общих, глубинных вещей. На мой взгляд, мы

делаем одну грубую ошибку, когда говорим о прямой,

я бы сказала, прямолинейной связи между духовными

задачами, стоящими перед верующим человеком, и его

обыденной жизнью. Дело в том, что человек живет как

бы в двух мирах. С одной стороны — в горизонтальной

плоскости, и в этом плане мы говорим о той психоло-

гии, которая напрямую может быть не связана с духов-

ными вопросами, то есть о мотивах, потребностях, со-

циальных ролях, эмоциях, аффектах и так далее. Но

есть и вертикальное измерение, именно об этом из-

мерении выдающийся психолог Виктор Франкл гово-

рил как о духовном пространстве человека, в котором

он действительно становится самим собой в полном

смысле слова. Это пространство личности, простран-

ство нравственных выборов, высоких поступков, опыт

преодоления своих эгоцентрических желаний. Иными

словами, в человеке все время идет борьба между обы-

денным и возвышенным, эгоцентрическим и альтруи-

стическим, между комфортом и личностным усилием,

в конечном счете — это столкновение профанного и са-

крального в человеческой душе.

Я не устаю вспоминать учение пустынника IV ве-

ка Евагрия Понтийского, который говорил, что стра-

сти не существуют сами по себе. Они паразитируют на

тех инстинктах и потребностях, которые не осознают-

ся человеком. Именно процесс самопознания, честного

взгляда внутрь себя, на свои подлинные мотивы, чув-

ства, желания помогает в борьбе со страстями. Психо-

логи называют это рефлексией, то есть способностью

смотреть на себя как бы со стороны. Не случайно неко-

торые богословы называют Евагрия Понтийского пер-

вым христианским психологом.

Евагрий Понтийский говорит о том, что внутрен-

ний мир человека, созданный Творцом, изначально

гармоничен и здоров. Он состоит из трех уровней: во-

жделенческого, яростного и разумного. Если мы возь-

мем за точку отсчета некий христианский идеал, то

вожделенческая часть души будет устремлена к до-

бродетели, яростная будет сражаться за нее, а разум-

ная часть будет с благоговением созерцать прекрасный

мир, созданный Творцом. Однако нам всем до такого

идеала далеко, поскольку мы живем в падшем мире,

где изначальная целостность и гармония распались.

И в результате эти уровни души человеческой напол-

нены не только (а порой и не столько) добродетелью, но,

к сожалению, и соблазнами, и страстями.

Евагрий Понтийский говорит о том, что страсть

не живет в нас сама по себе, она прилепляется к тем

импульсам, инстинктам, мотивам, которые человек

не осознает, с которыми не встречается на уровне со-

знания. То есть страсть, как паразит, питается тем, что

сокрыто от сознания человека, уродуя, извращая из-

начально целостную природу души. Вот здесь-то и на-

чинается психология! Если человек не осознает своего

подлинного намерения, то он не может оценить с ду-

ховной, нравственной точки зрения, зло это или добро.

Он найдет разнообразные самооправдания, сам себя

запутает до такой степени, что начнет выдавать добро

за зло и наоборот, то есть потеряет связь с духовной ре-

альностью своего бытия.

Современное общество крайне негативно, я бы даже

сказала — соблазнительно воздействует на сознание лю-

дей, особенно молодых, незрелых. И мне как верующему

человеку всегда отрадно видеть, что люди сохранили се-

бя в целомудрии до брака, что им удалось сберечь свою

целостность. Но исходя из профессионального взгляда,

я думаю, что психолог не может и не должен выступать

в роли советчика, а тем более судьи. Это вовсе не зна-

чит, что у психолога нет нравственных, духовных ценно-

стей, — наоборот, они должны быть тем фундаменталь-

ным пластом, тем пространством, в котором вызревает

выбор тех или иных профессиональных стратегий. Но

его главная задача — создать такие условия, при кото-

рых человек сможет подняться над собой, над своим

эго, возрастать духовно. Для практикующего психолога

в этом плана любое отклонение человека от нравствен-

ной нормы, от душевного и духовного здоровья, любая

его страсть — это всегда часть общей проблемы, клеточ-

ка общей, часто нездоровой системы. Поэтому любой

грех, любая страсть — это не отдельная деталь, которую

можно вычленить, починить и вставить обратно. Страсть

отражает то, что происходит в целом с человеком, с его

личностью, с его психикой и, конечно, с его душой.

Что касается методов борьбы с блудной страстью, то

есть средства «против», а есть средства «за». Как правило,

средства «против» —такие, например, как клятвы, запре-

ты, — значительно слабее, нежели средства «за» — иде-

алы, цели, ценности. Самым высоким является любовь,

которая ставит все на свои места. «Любовь всему нау-

чит», — любил говорить протоиерей Борис Ничипоров,

отвечая на модный в девяностые годы вопрос о сексуаль-

ной совместимости. Любовь понимается в нескольких

ипостасях — эрос (единоплотие), филос (единодушие)

и агапе (единодуховность). Эти три ипостаси составля-

ют одно целое! Но в блуде эрос отделяется, начинает иг-

рать разрушительную роль и — что, может быть, еще ху-

же — берет на себя роль главенства в любви. Эрос, как

ни странно, в этом случае оскопляет любовь, вместо того

чтобы ее дополнять, точнее, являть через себя ее полно-

ту. Не говоря о том, что эрос, будучи самовластным, низ-

водит другого человека до простого средства, орудия,

«партнера». Приведу слова Виктора Франкла: «Любовь

является единственным способом понять другого чело-

века в глубочайшей сущности его личности. Никто не

может осознать суть другого человека до того, как полю-

бил его». Эрос — это первая ступенька на пути к полноте

любви, а блуд — первое препятствие.

 

Беседа с Сергеем Белорусовым,

заведующим отделением клинической психотерапии

и медицинской психологии поликлиники

«МЕДРОСКОНТРАКТ».

— Сергей Анатольевич, вероятно, через искушение

впасть в блуд проходит большинство?

— Да, наверное, из всех грехов блуд наиболее свой-

ствен человеческому естеству, но это не проявление

естественной человеческой потребности, а ее искаже-

ние. В основе блуда лежит естественная потребность

в телесной близости с человеком другого пола и по-

жизненной верности ему. Но блуд — это как раз нару-

шение верности либо беззаконное сожительство с од-

ним человеком, а раз беззаконное, значит, ни к чему не

обязывающее, верность не подразумевающее.

Если говорить о первичной психологической ха-

рактеристике блуда, я бы предложил такое понима-

ние: блуд — это безответственный секс, то есть те-

лесная близость без ответственности за партнера.

Именно безответственность делает эти отношения

греховными, потому что все наше бытие должно быть

пронизано ответственностью перед людьми и Бо-

гом. Никто не безгрешен, только Христос, но те, кто

стремится к добродетели, в большей степени осозна-

ют и стараются осуществлять свою ответственность.

А ответственность перед ближним — это стремление

к тому, чтобы ему с тобой не было больно, а было без-

опасно и радостно. Вот если ты к этому стремишься,

то избегаешь блуда, потому что берешь на себя ответ-

ственность за своего партнера. А когда ты считаешь,

что ты сам по себе, то почему бы не согрешить с сим-

патичной соседкой по купе, тем более что она вроде

и не против? Это блуд, потому что тебе безразлична

дальнейшая судьба девушки после того, как вы с ней

переспали. Судьба партнера, выбранного раз и навсег-

да, нам небезразлична.

— Но до понимания таких вещей надо дорасти.

Что бы вы могли посоветовать юношам и девушкам,

для которых имеет значение мнение Церкви?

— Я думаю, что все устроено промыслительно, по-

этому в первые сознательные годы жизни вплоть до

полового созревания эта тема для человека неактуаль-

на. Дети об этом не думают. Физиологическая потреб-

ность, а соответственно и искушение впасть в блуд

возникает тогда, когда человек одновременно прио-

бретает рефлексию, то есть способность анализиро-

вать свои чувства и переживания, возможность бо-

роться с ними. Ведь если всем своим желаниям давать

волю, можно пойти в магазин и украсть все, что хо-

чется иметь, или, когда кто-то раздражает, показать

на нем свою молодецкую силушку и врезать. Но при

возникновении подобных деструктивных желаний

большинство молодых людей себя сдерживают. И ес-

ли у молодого человека есть религиозное чувство, же-

лание взрослеть гармонично, то наряду с естествен-

ными природными (я бы даже сказал — животными)

инстинктами у него возникает понимание, что их надо

обуздывать, и пусть это не всегда получится, и он пе-

риодически будет падать, но будет и подниматься. Для

этого существует в Церкви Таинство покаяния. У боль-

шинства падения будут — не всегда блудные связи,

но мало кто из молодых людей избежит сексуальных

фантазий, соблазнов пристальней рассмотреть жен-

щин. Это почти неизбежно, но когда человек осознает,

что с такими фантазиями и желаниями надо бороть-

ся… Собственно, борьба со своими страстями — основа

аскетики. Чем успешнее ты овладеваешь собой, свои-

ми греховными желаниями, чем интенсивнее с ними

борешься, падая и вставая, тем тверже укрепляешься

в вере. А вот если ты относишься к этому как к нор-

ме — мол, такова природа, все этим занимаются, пойду

приобрету сексуальный опыт — это означает, что ты

сдался, а раз сдался, то уже немножко покатился по

наклонной, немножко деградировал. Но у тебя всегда

есть возможность подняться, потому что Церковь, ко-

торой ты веришь, говорит тебе: сынок, блуд все-таки

неестествен, естественны ответственные близкие от-

ношения с человеком противоположного пола, с кото-

рым вы выбрали друг друга на всю жизнь. Как только

ты почувствовал внутреннюю готовность к таким от-

ветственным отношениям — вперед, для тебя открыты

все радости плоти.

— В обществе к мужским похождениям отно-

сятся снисходительно, а гулящих женщин называ-

ют исключительно бранными словами. Существует

устойчивое мнение, что женщина по природе своей

более воздержанна, а потому женский блуд — такая

распущенность, что других слов блудницы и не за-

служили.

— Конечно, эти двойные стандарты говорят о не-

понимании того, что такое грех, о невоцерковленном

сознании. С христианской точки зрения блудник ни-

чем не лучше блудницы. Но насчет природы правда.

Мужчина действительно больше склонен к полига-

мии, но это именно животная склонность, а человек

тем и отличается от обезьяны, что способен эту склон-

ность преодолевать. У женщины, как правило, такой

склонности нет, она по природе привязана к домаш-

нему очагу.

В подтверждение могу сослаться на свой сорока-

летний опыт психотерапевта. Ко мне часто приходи-

ли на прием одинокие люди. У некоторых женщин по

десять, по двадцать лет не было интимной близости,

и это их совсем не мучило. А чтобы мужчины так дол-

го воздерживались, я не помню. Плотское воздержание

для мужчины сложнее. Мне не встречались женщины,

которые ходили смотреть стриптиз, вызывали себе ко-

го-то для сексуальных утех. Даже те, кто очень пережи-

вает свое одиночество, переживают скорее из-за того,

что не реализовали свою душевную потребность в ма-

теринстве, но не из-за физиологии.

Другое дело, что современная цивилизация пра-

ктически не осуждает блуд. Добрачное или внебрач-

ное сожительство большинство считает нормой, даже

называет гражданским браком, что совсем не соответ-

ствует сути такого сожительства, и к супружеской из-

мене общество в целом толерантно, и это приносит со-

ответствующие плоды. По статистике в мегаполисах

70 процентов мужчин и 30 процентов женщин, состо-

ящих в браке, хотя бы раз в жизни изменяли своим су-

пругам, а многие изменяют постоянно.

— И в церковной среде такое бывает. Процент,

конечно, значительно ниже, но распадаются церков-

ные браки, уходят многодетные отцы к молодым лю-

бовницам, и это не единичные случаи. К вам на прием

приходили с такими проблемами?

— Нет. Я знаю, что такие случаи есть, наверное,

люди обсуждают эти проблемы с духовниками, кто-

то, наверное, справляется с искушением, кто-то пада-

ет, согрешает, но почему-то люди не осознают это как

психологическую проблему.

 

СРЕБРОЛЮБИЕ:

когда деньги — несчастье

Нет безумнее человека, раболепствующего

богатству. Одолеваемый, он представляет себя

повелителем; будучи рабом, почитает себя

господином; связав себя узами, радуется; проявляя

звериную лютость, веселится; находясь в плену

(у этой страсти), торжествует; видя бешеного

пса, нападающего на его душу, вместо того, чтобы

связать и изнурить его голодом, доставляет ему

обильную пищу, чтобы он еще более нападал на него

и был еще ужаснее.

Пристрастившиеся к деньгам неизбежно бывают

и завистливы, склонны к клятвам, вероломны,

дерзки, злоречивы, исполнены всех зол, хищны

и бесстыдны, наглы и неблагодарны.

Кто стал служить маммоне, тот уже отказался

от служения Христу.

Как пьяные, чем больше вливают в себя вина, тем

большей распаляются жаждой, так и сребролюбцы

никогда не могут остановить этой неукротимой

страсти, но чем более возрастает их имущество,

тем сильнее разжигаются они корыстолюбием и не

отстают от этой страсти, пока не низринутся

в самую бездну зла.

Имение сребролюбца нередко разделяют между

собою многие, а грехи, сделанные им из-за этого

имения, уносит с собою он один.

Заметьте вы, сребролюбцы, и подумайте, что

стало с предателем Иудой. Как он и денег лишился,

и душу свою погубил. Такова тирания сребролюбия.

Ни деньгами не воспользовался, ни жизнью

настоящей, ни жизнью будущей, но вдруг лишился

всего…

Сребролюбие не в том только, чтобы любить

множество денег, но и вообще в любви к деньгам.

Желать более, чем нужно, — великое сребролюбие.

Деньгами должно владеть, как подобает

господам, — так, чтобы мы властвовали над ними,

а не они над нами.

Святитель Иоанн Златоуст

 

Беседа с Денисом Новиковым,

психологом, гештальт-терапевтом, гештальт-тренером,

доцентом Высшей школы психологии,

членом Общества практикующих психологов

«Гештальт-подход».

— Денис Викторович, очевидно, что сребролюбие

во многом обусловлено социально-экономическими

факторами, а вот можно ли говорить о его психоло-

гической природе?

— Ровно этим же вопросом в свое время задался

преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. С чревоуго-

дием понятно — есть потребность в пище, и когда че-

ловек утрачивает над этой потребностью контроль,

возникает страсть чревоугодия. То же самое с блу-

дом — человек утрачивает контроль над своим сек-

суальным поведением. И так почти со всеми страстя-

ми — они, условно говоря, «садятся» на естественные

потребности, каждая страсть на свою. На какую по-

требность «садится» страсть сребролюбия? Сами день-

ги, сколько бы их ни было, потребности человека не

удовлетворяют. Их нельзя ни съесть, ни наклеить на

стены. Ничего с ними сделать нельзя! Так какова же

психология того, что постепенно приводит к страсти

сребролюбия?

Иоанн Кассиан Римлянин, исследуя это примени-

тельно к жизни египетских монахов того времени, при-

ходит к выводу, который современным языком можно

сформулировать так: это потребность в безопасности,

в том, чтобы не произошло никаких неприятностей.

Допустим, если ты заболеешь или тебя выгонят из

монастыря, понадобится некоторое количество денег,

чтобы о себе позаботиться. То есть накапливать мате-

риальные блага людей заставляет неуверенность в за-

втрашнем дне, его непредсказуемость, отсутствие ста-

бильности. Такой вывод сделал в V веке Иоанн Кассиан

Римлянин.

Думаю, что в современном обществе есть еще один

мотив: сребролюбие настолько тесно переплелось с гор-

достью, что даже непонятно, как их разделить. У нас

царит культ социально успешных людей, а социально

успешный человек — это тот, кто много зарабатывает,

поэтому сегодня страсть сребролюбия «садится» не

только на потребность в безопасности, стабильности,

предсказуемости жизни, но и на потребность быть при-

знанным, уважаемым.

— И справиться с этой страстью, наверное, слож-

нее, чем, допустим, с блудом. Если у человека есть

твердые нравственные принципы, табу на внебрач-

ные связи, на супружескую измену для него естест-

венно. А зарабатывать деньги он, особенно если у него

есть семья, обязан. Как вовремя нажать на тормоза,

чтобы не перейти от естественной заботы о домаш-

них к страсти? Где граница?

— Действительно, есть виды зависимого поведе-

ния, от которых отказаться легче. Например, у челове-

ка нарушен контроль над употреблением алкоголя. Это

страсть. Но задача в этом случае ставится очень про-

сто: либо ты употребляешь алкоголь, и тогда ты в пле-

ну страсти, либо не употребляешь — тогда ты выздо-

равливаешь.

Сребролюбие — это страсть, с которой справиться

не так просто. Ведь никто не может совсем отказаться

от денег, подавляющему большинству приходится их

зарабатывать. Тем не менее критерий того, что это уже

страсть, такой же, как в случае с алкоголем, — поте-

ря контроля. Не важно даже, сколько ты пьешь, счи-

таешь ли неумеренные возлияния грехом, но если ты

не можешь остановиться, уходишь в запой, не контролируешь

свое поведение и оказываешься в пьяном

виде в ситуациях, в которых в пьяном виде находиться

нельзя (например, за рулем), или тебя за пьянку выго-

няют с работы — это уже признаки зависимости. Раз

употребление алкоголя влечет за собой социально-пси-

хологические и семейные проблемы — значит, человек

зависим. Даже если есть перерывы в употреблении —

после запоя, во время и после лечения в наркологи-

ческой клинике, — но человек думает о том, как ему

тяжело без выпивки, завидует друзьям и знакомым,

которые спокойно выпивают, он все равно не свободен

от зависимости и велика вероятность, что даже после

длительного воздержания он сорвется.

То же самое с деньгами. Человек может получать

много денег или мало, но если он постоянно о них ду-

мает и ни на чем другом сосредоточиться не может,

если того, кто зарабатывает мало, съедает зависть

к тем, кто зарабатывает больше, — это явный признак

сребролюбия. Если возникают проблемы со здо-

ровьем или рушатся семейные отношения из-за того,

что во главу угла ставится зарабатывание денег, — это

страсть сребролюбия. И если человек ради денег го-

тов поступиться своими моральными и жизненными

принципами — это страсть сребролюбия.

— С алкогольной зависимостью люди часто об-

ращаются и к врачам, и к психологам. Но мне труд-

но представить, что кто-то приходит к психологу

с просьбой помочь ему избавиться от сребролюбия.

— Естественно, нет ни одного человека, который

пришел бы и сказал: «Я хочу зарабатывать меньше,

чем зарабатываю сейчас». Но проблемы, с которыми

ко мне обращаются, очень часто, как выясняется, име-

ют непосредственное отношение к деньгам. Класси-

ческая ситуация: семья, в которой жена, а возможно,

и ребенок не удовлетворены участием мужчины в се-

мейной жизни, на что он им отвечает, что зарабаты-

вает для них деньги и в этом его функция. Во многих

случаях денег хватает, и жена с детьми готовы жить

в более скромных условиях, лишь бы отец семейства

больше присутствовал в их жизни. А мужчине зараба-

тывать деньги, дневать и ночевать на работе нравит-

ся, все остальное у него на втором плане. Вот с такими

проблемами приходят очень часто.

— Обязательно ли это сребролюбие? Ведь трудо-

голиками бывают и люди очень скромного достатка.

Нравится человеку заниматься, допустим, наукой, но

его в последнюю очередь волнует, много ли он зарабо-

тает.

— Конечно, есть люди, которым деньги безразлич-

ны, но существующий сегодня экономический уклад

ориентирует как раз на сребролюбие, потому что ка-

питализм направлен на то, чтобы люди получали при-

быль. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин вооб-

ще считал, что наличие ненатурального обмена, денег

уже свидетельствует о страсти сребролюбия. На самом

деле деньги могут быть и просто посредником при об-

мене, но капитализм основан на том, что деньги при-

обретают самостоятельную ценность и живут только

тогда, когда «деньги делают деньги». Вот эта установ-

ка — деньги делают деньги, — которая лежит в основе

нынешнего экономического уклада, фактически возво-

дит сребролюбие в норму жизни. Это самая большая

проблема — социум будет поддерживать нас, если мы

будем более сребролюбивы.

— Безусловно, жизнь диктует свои условия, но не

всегда тот факт, что человек вынужден их принять,

говорит о его сребролюбии. Например, в 90-е очень

многие молодые ученые, инженеры, врачи уходили

в коммерческие структуры не потому, что гнались за

большими деньгами, а потому, что, работая по специ-

альности, они получали символические зарплаты. Так

как же понять, что человек подвержен именно этой

страсти? Как ее распознать?

— Я думаю, что один из признаков сребролюбия за-

ключается в следующем: если человек, выбирая работу

или делая что-то еще, ориентируется только на деньги,

которые он заработает. Его не интересует ни профес-

сиональный рост, ни даже возможности, которые дают

ему заработанные деньги. Допустим, мне хочется по-

смотреть страну и мир, и я начинаю работать активнее,

больше, чтобы заработать себе на путешествия. Это по-

нятно — деньги в данном случае средство, а не цель.

А часто с деньгами, точнее, с нашим отношением к ним,

происходит то, что в отечественной психологии назы-

вается сдвигом мотива на цель. Например, чтобы стать

хорошим специалистом, студент много занимается,

учится на одни пятерки, но через некоторое время он

забывает о профессиональной перспективе и зацикли-

вается только на том, как сдать сессию на одни пятер-

ки. Уже только оценка его интересует, а о том, ради чего

он учится, он и не вспоминает.

Аналогично с деньгами. Понятно, что сначала все

их зарабатывают для того, чтобы появилась возмож-

ность, которой раньше не было: сводить девушку в ре-

сторан, куда-то съездить, снять квартиру… Это еще не

сребролюбие, а стремление к образу жизни с опреде-

ленным экономическим укладом. Но потом кто-то об

этом забывает и не всегда может ответить на вопрос,

зачем ему столько денег, как он думает ими распоря-

диться, потому что количество зарабатываемых денег

и, главное, усилия, которые он прилагает, их зарабаты-

вая, несоизмеримы с тем, что дают ему эти деньги для

жизни. И вот эта ситуация как раз обнажает то, что на-

зывается страстью сребролюбия.

Второе, что, на мой взгляд, говорит о страсти, —

проблемы с законом. Патологическое желание денег

порождает, например, коррупцию и даже толкает лю-

дей на особо тяжкие преступления. Судя по коррумпи-

рованности нашего общества, оно серьезно (дай Бог, не

безнадежно) больно сребролюбием.

— Но вера предполагает личную ответствен-

ность. Как сребролюбие разрушает личность, и мо-

жет ли психология помочь человеку справиться с этой

страстью?

— Как разрушает, более или менее понятно. Ког-

да основным мотивом становится зарабатывание денег,

все остальное уходит на второй план. Соответственно

рушатся отношения с другими людьми, не только

с ближайшими родственниками. Потом, если дело до-

ходит до развода и раздела имущества, такой человек

судится за каждую мелочь, лишь бы оставить себе как

можно больше. И это с женщиной, которую когда-то

любил и прожил с ней не один год, имеет общих детей!

Страсть сребролюбия поглотила его настолько, что он

уже не способен к нормальным человеческим взаимо-

отношениям. И как бы он ни был внешне успешен, при-

знан, постепенно он оказывается в экзистенциальном

вакууме.

Второй очень важный момент — за личностный

рост, за духовное развитие человеку, как правило, не

платят. Поэтому всегда есть выбор: либо тратить все

время и силы на то, чтобы получать больше денег, ли-

бо развиваться. Конечно, если ты развиваешься, со

временем это, скорее всего, принесет и материальные

плоды — личностный рост включает в себя и профес-

сиональный, соответственно, рано или поздно тебя оце-

нят, и ты сможешь более или менее прилично зараба-

тывать. Но это ж надо пускаться в «дальнее плавание»,

и еще не известно, чем оно закончится, а есть возмож-

ность заняться тем, что принесет деньги сразу. Многие

выбирают второй вариант, действительно начинают

получать хорошие деньги, но очень часто именно в этой

точке останавливается рост не только личностный, но

и профессиональный.

Потом возникает самая большая проблема — чело-

век умеет зарабатывать деньги, зарабатывает много, но

уже не понимает, зачем, не помнит, ради чего делал это

раньше. Он теряет смысл жизни, впадает в депрессию —

Виктор Франкл называл такую депрессию ноогенной.

Деньги много чего дают, но только не смысл. Если я де-

лаю что-то для другого, он меня благодарит, появля-

ется некий энергообмен. Или на природе: я посадил

дерево и, когда оно вырастает, чувствую отдачу. А ес-

ли моя единственная цель — заработать, энергообмена

нет, потому что сами деньги никакой энергии не несут.

В результате человек эмоционально и психологически

истощается, причем довольно быстро.

От сребролюбия личность разрушается так же, как

от других страстей, просто не так быстро, как от того

же алкоголизма. Ты не валяешься под забором, зара-

батываешь большие деньги, ездишь на дорогих маши-

нах на всякие важные встречи, тобой восхищаются, но

по каким-то признакам — либо по депрессии, либо по

все более частому желанию напиться, либо по пробле-

мам в семье, либо еще по чему-то — ты поймешь: что-

то в твоей жизни не так.

— Когда человек спивается, это видно всем: до-

машним, соседям, сослуживцам. А сребролюбие —

страсть, так же разъедающую душу, — мало кто за-

мечает. Даже наоборот — часто восхищаются: какой

молодец, вкалывает без выходных с утра до ночи!

— Поскольку экономический уклад общества по-

ощряет сребролюбие, способствует его развитию, за-

метить эту страсть сложнее, чем многие другие. Но все

равно, если человек не удовлетворен качеством своей

жизни, он с большой вероятностью придет к психоло-

гу. И вот в процессе консультирования может вскрыть-

ся, что причина неудовлетворенности — его патологи-

ческое влечение к деньгам, вытеснившее из сердца все

остальные смыслы и цели. Основная задача психолога

в том, чтобы человек признал — не на словах, а глубо-

ко пережил, — что это хроническая, прогрессирующая

и, в общем-то, смертельная болезнь. Косвенно любая

страсть приводит человека к смерти. Я не говорю да-

же про духовную смерть, но физическую. Не все силь-

но пьющие люди умирают от передозировки алкого-

ля или от белой горячки, но регулярные неумеренные

возлияния влекут за собой, например, сердечно-сосу-

дистые заболевания. Так же со сребролюбием: когда че-

ловек все время вкалывает ради денег, у него развива-

ются различные заболевания, намного сокращающие

жизнь.

Итак, здесь, как с любой страстью, два основ-

ных этапа работы. Сначала человек должен признать

и осознать, что это не какое-то единичное нарушение,

которое легко исправить, а серьезное заболевание, —

может, даже обусловленное наследственностью. И вто-

рой этап — образ жизни. Его надо менять.

— И часто удается убедить человека, что ему

необходимо сменить работу? Особенно бизнесмена.

Многие ли бизнесмены готовы признать, что сребро-

любие — проблема, которая мешает им жить, и при-

слушаться к совету психолога?

— Ну, во-первых, я категорически против того, что-

бы ставить знак равенства между предприниматель-

ством и сребролюбием. Потому что нельзя смешивать

страсть и сферу профессиональной деятельности. А во-

вторых, вполне типична ситуация, когда человек, в ко-

тором действует страсть — любая страсть! — приходит

к психологу потому, что его не устраивает стиль и ка-

чество его жизни.

— А бывает, что человек приходит за помощью, но

когда в процессе работы вскрывается, что корни про-

блемы именно в его неумеренной страсти к деньгам,

он не соглашается с вашим выводом, перестает вам

доверять и уходит, так и не решив проблему?

— Говорят, что это довольно распространенная си-

туация, причем чаще всего именно со страстями — лю-

быми, не только сребролюбием. Как только человек по-

нимает, что мало ходить раз в неделю к психологу, но

надо кардинально менять жизнь, срабатывают разные

психологические защиты, и многие от этого отказыва-

ются. Но я не могу сказать, что в моей практике было

много случаев, когда люди уходили, как только начи-

нали понимать причину того, что с ними происходит.

— Наверное, сребролюбие не сводится к некон-

тролируемому желанию заработать как можно

больше? Скупость — тоже разновидность сребролю-

бия. Плюшкин разве не сребролюбив?

— Конечно. Уже упомянутый мною Иоанн Кассиан

Римлянин выделял три вида сребролюбия. Первый —

это желание приобретать, о котором мы говорили. Вто-

рой — стремление монахов вернуть себе отданное бо-

гатство (отказ от какой-либо собственности — один из

монашеских обетов). Думаю, такое стремление как раз

относится к скупости.

И третий вид сребролюбия, о котором говорил

Иоанн Кассан Римлянин, — когда люди дают обеты не-

искренне. Он приводил в пример Ананию и Сапфиру,

которые продали свое имение, но в христианскую об-

щину принесли не все вырученные деньги, а часть ута-

или (Деян. 5: 1–11). Если говорить о нашем времени, то

думаю, что такой вид сребролюбия свойствен некото-

рым людям, находящимся на государственной службе.

Не знаю, дают ли они какую-то присягу при вступле-

нии в должность, но очевидно, что эта служба обязы-

вает их печься о стране, о ее гражданах, а не о своем

богатстве. Если же чиновник печется в первую оче-

редь о личной выгоде, я могу констатировать, что это

страсть сребролюбия.

— Вы не спрашивали священников, часто ли люди

каются в сребролюбии и как оно духовно врачуется?

— Как люди исповедуются в сребролюбии, я не

знаю. Но думаю, что, как и любой грех, эту страсть

можно постепенно преодолеть, если не просто из раза

в раз повторять на исповеди, что сребролюбив, а осоз-

нать это как реальную проблему. Реальную личную

проблему! Конечно, плохо, если ты не дал кому-то де-

нежку, проехал зайцем, своровал или кого-то «кинул»

на деньги. Но еще больше, чем обманутым и обворо-

ванным тобой, ты навредил себе — ты утратил контроль

над своей страстью к деньгам, и это обязательно

приведет к плохим последствиям. Мне кажется, что

главное здесь (для психолога — точно; думаю, что и для

священника) — не упрощать, не снижать тревогу чело-

века, который задумался об этой проблеме, а наоборот

— повышать, потому что какие-то кардинальные

внутренние изменения происходят на пике тревоги.

— Сегодня у всех разные возможности и, соответ-

ственно, разные представления о бедности и богат-

стве. Каждый может прожить без отдыха за гра-

ницей, но нельзя назвать желание посмотреть мир

и показать его своим детям греховным. Автомобиль

для многих действительно не роскошь, а необходи-

мость. Как понять, что желания твои уже чрезмер-

ны и свидетельствуют о страсти?

— Вопрос важный и сложный. В книжках все по-

нятно: если роскошь не функциональна, значит, это

сребролюбие. Но где провести грань между роскошью

и тем, что удовлетворяет реальные потребности? Ай-

фон — роскошь или необходимость? Большая ком-

фортная машина — роскошь или без нее не обойтись?

Ответить на эти вопросы непросто. Но определенные

критерии, интуитивно понятные, в обществе всегда

есть. Скажем, если у вас есть личный самолет или

вертолет, вы однозначно выходите за рамки обще-

принятых норм. И это повод задать себе вопрос: тре-

буется мне это по работе или меня охватила страсть

к роскоши?

Правда, в России сейчас определить эти крите-

рии сложно — у нас огромное социальное расслоение.

Я знаю, что мои коллеги, работающие с крупными ор-

ганизациями, вынуждены покупать себе дорогие ма-

шины, иначе на них смотрят с подозрением. Доказы-

вать, что тебе просто не нужен Land Cruiser, довольно

сложно — есть определенные правила игры.

У людей бедных страсть сребролюбия проявляется

в том, что они с завистью смотрят на тех, у кого свои са-

молеты. А богатые часто ставят себя выше других толь-

ко потому, что имеют самолет — яхту — часы (список

можно продолжать), а кто-то не имеет. И не просто ста-

вят выше, а не упустят случая унизить другого: «Если

ты такой умный, почему такой бедный?» Это тоже яв-

ный симптом сребролюбия.

— Не гордости?

— Я не знаю, как их разделить в современном обще-

стве. Но думаю, что если человеку дорогая вещь нра-

вится именно потому, что она дорогая, в этом больше

сребролюбия, чем гордости или тщеславия. Для любой

страсти характерно разделение на «я» и «они», просто

проявляется оно по-разному. Если алкоголика в невме-

няемом состоянии приносят в наркологическую кли-

нику, он смотрит — вокруг люди выздоравливающие,

но тоже алкоголики, — и возмущается: «Жена, куда

ты меня привела? Тут одни алкаши». Подразумевает-

ся, что он нормальный, а они нет. Это случай из жиз-

ни, причем не единичный. И если человек противопо-

ставляет себя другим по финансовому благополучию,

наличию каких-то ценностей, причем не важно, как

противопоставляет — «у меня есть, а у него нет» или

«у меня нет, а у него есть», — это, скорее всего, говорит

о страсти.

— Бывает, родители работают в поте лица, что-

бы их дети могли учиться в хорошей, но очень дорогой

гимназии. Понятно, что родителям все время при-

ходится думать о деньгах, но можно ли это назвать

сребролюбием?

— В медицине есть такое понятие — анозогнозия,

непризнание себя больным. Страстям анозогнозия то-

же свойственна. Любой страсти можно найти оправда-

ние. Не случайно работа со страстями — христианское

делание. Она возможна, только когда человек готов ис-

пытывать свою совесть. Пусть родители, которые хо-

тят во что бы то ни стало отдать своего ребенка в до-

рогущую гимназию, спросят себя, зачем они к этому

стремятся: чтобы ребенок получил хорошее образова-

ние или чтобы они имели определенный статус, кото-

рый можно купить за деньги? Это большой вопрос, на

который только сами родители смогут себе ответить.

Но если человек уверен, что чем дороже образование,

тем оно лучше, велика вероятность, что сребролюбие

въелось в его сознание.

— Так как же определить свою норму, чтобы день-

ги служили тебе, а не ты деньгам?

— У сребролюбивого человека по мере того, как

растет его благосостояние, растет и аппетит. И само-

му остановиться ему бывает трудно. Нужен священник

или психолог — человек, которому он доверяет и ко-

торый вникает в его проблемы. Изнутри страсти, как

правило, не видны. А прежде чем остановить себя, не-

обходимо признать, что проблема есть. Причем не про-

сто признать, что страсть присутствует, но и понять,

что это хроническая прогрессирующая болезнь. Толь-

ко когда человек это поймет, возможны какие-то изме-

нения. Если хотите, это первая фаза покаяния. Чтобы

обратиться к Богу, человек должен понять, как низко

он пал. Как блудный сын: он пришел в себя, увидел

свое нравственное падение. И вот только тогда у него

появились мысли, что надо идти к отцу и просить про-

щения. При психотерапевтической работе с зависимо-

стями возникает много параллелей с этой притчей.

— А как предотвратить сребролюбие? Понятно,

что все мы в группе риска, но если в медицине есть

первичная профилактика, должна она быть и в пси-

хологии.

Сребролюбие

— Конечно. Личностный и духовный рост — доста-

точно надежная прививка от любой страсти. Только

на этом пути нельзя останавливаться. А без внятного

представления о вере, любви, милосердии это крайне

сложно. На их месте вырастают страсти. Природа бо-

ится пустоты. Если пусто там, где должны быть вера,

надежда и любовь, эту пустоту может заполнить золо-

той телец.

 

ЧРЕВОУГОДИЕ:

самое первое искушение

человека

Чревоугодие разделяется на три вида: один вид

побуждает принимать пищу раньше определенного

часа; другой любит только пресыщаться какой бы

то ни было пищей; третий хочет лакомой пищи.

Против этого христианин должен иметь троякую

осторожность: ожидать определенного времени для

принятия пищи; не пресыщаться; довольствоваться

всякой самой скромной пищей.

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин

 

Беседа с Наталией Ининой,

преподавателем психологических факультетов МГУ

и Российского православного университета,

психотерапевтом-консультантом.

— Наталия Владимировна, без пищи человек об-

ходиться не может, и все стараются, чтобы даже

самая простая пища была вкусной. Можно ли на ос-

новании этого сказать, что всем людям свойственно

чревоугодие?

— Ну, я бы так не сказала. Действительно, каждый

с момента рождения нуждается в пище. Но когда мы

едим, чтобы подкрепить свой организм, это не страсть

чревоугодия. Вообще отношения с телом — это крите-

рий психологического здоровья, того, насколько чело-

век находится в гармонии с самим собой. Даже по то-

му, как сидит человек на консультации — съежившись,

на краешке стула или, наоборот, развалившись в кресле,

нога на ногу, — видно, что с ним происходит. По

языку тела видно! Когда человек долго, год за годом,

вытесняет в глубинные слои психики проблемы, кото-

рые его тревожат, когда он игнорирует их, включает-

ся язык тела: что-то начинает болеть, колоть, и порой

настолько сильно, что люди срочно вызывают врача,

скорую помощь, однако опытный доктор сразу рас-

познает подлинную причину и просто сделает успо-

коительный укол, поскольку реальной медицинской

проблемы нет. Это и в психологии, и в медицине на-

зывается психосоматическим расстройством: человек

чувствует дискомфорт, боль, проблемы с каким-то ор-

ганом или функциональной системой, а на самом деле

с медицинской точки зрения он здоров! Просто когда

мы долгое время игнорируем свои чувства, пережива-

ния, блокируем психологические проблемы, держим

их под спудом и не осознаем, будет страдать наше те-

ло, оно будет сообщать нам о внутреннем неблаго-

получии, дисгармонии. И только когда вытесненные

проблемы будут нами осознаны, дискомфортные те-

лесные симптомы уйдут.

Что касается еды, то это некий способ отношения

человека со своим организмом, со своим телом. Для

здорового тела пища — это источник жизненной энер-

гии, как бензин для автомобиля: нет бензина — маши-

на не поедет. А вот если тело страдает вследствие раз-

личных неосознаваемых человеком психологических

проблем, то еда может превратиться в некий невроти-

ческий ритуал. Тогда ее роль и место в жизни сильно

преувеличивается, человек фиксируется на еде, и это,

конечно, совершенно ненормальная, нездоровая ситу-

ация. Наиболее страшными искажениями в отноше-

ниях с едой являются такие серьезные заболевания,

как анорексия и булимия, то есть нарушение питания.

В первом случае человек практически ничего не ест, хо-

тя ему самому кажется, что он ест много и слишком

толстый, а во втором случае ест все, что попадается под

руку, но потом очень страдает из-за этого.

— Анорексией, как я понимаю, чаще страдают

женщины, мечтающие о модельной внешности?

— Это заблуждение! Есть такой стереотип — мно-

гие думают, что анорексией болеют модели или меч-

тающие ими стать. Действительно, выглядят модели

анорексично, иногда просто устрашающе. Но очень

часто анорексия не связана с потребностью выглядеть

стройной. У одной девушки, с которой мне пришлось

работать (она ела только семечки и леденцы), было

колоссальное недоверие к миру, страх перед людьми.

В детстве она пережила изнасилование. Конечно, это

тяжелейшая душевная травма. Но была и другая про-

блема. Мама этой девушки все жестко контролирова-

ла: с кем дочь дружит, что читает, во что одевается.

По сути, относилась к дочери, как к вещи. И девушка

«ответила» на то, что с ней происходило, таким де-

структивным образом — просто перестала есть. Оче-

видно, что в данном случае анорексия была попыт-

кой отгородиться от мира. Проблема заключалась не

в еде как таковой, а в недоверии к людям, в страхе пе-

ред жизнью.

Булимия — состояние не менее страшное, чем

анорексия, только при анорексии человек ничего не

ест, а при булимии поедает все, что ему попадается

под руку, опустошает холодильник, причем соленые

огурцы заедаются вареньем, потом котлетами, потом

рыбой, потом какими-то консервами, все это запива-

ется кока-колой или компотом или еще чем-то… Такая

«еда» — сильнейший стресс для организма. И естест-

венно, после такой «трапезы» человеку плохо — он пе-

реел, чувствует все признаки отравления. Но физио-

логическими проблемами дело не ограничивается.

Человек испытывает ужасный психологический дис-

комфорт, его накрывает чувство вины, отвращения

к себе. Потому все это делается всегда в одиночестве.

Расскажу об одной своей клиентке, которая страда-

ла булимией. Это была властная, темпераментная жен-

щина, манипулировавшая всеми своими близкими,

а их у нее было немало: родители, брат, сестры, муж,

двое детей. И всеми она пыталась управлять, требо-

вала, чтобы все перед ней отчитывались, но при этом

постоянно жаловалась, что ей приходится «всех на се-

бе тащить». К сожалению, типичная картина. На са-

мом деле за этим желанием властвовать и управлять

скрывается глубинный страх, тревога, порождающая

такое властное контролирующее поведение. Отноше-

ния с едой оказались просто симптомом общего де-

структивного состояния личности. Булимия скрывала

глубинную неудовлетворенность собой, но при этом ог-

ромное желание быть в центре событий.

В обоих случаях, когда женщины осознали, что де-

ло в них самих, в их отношениях с собой, с близкими,

проблемы с едой отступили. Вообще в таких случаях

я стараюсь о еде с клиентами не говорить. Нужно гово-

рить о жизни, о чувствах, целях, смыслах, переживани-

ях, о трудностях, которые стоят на пути, и постепенно

тема еды перестает быть значимой — еда начинает за-

нимать то место, которое и должна, а должна она про-

сто обслуживать наше тело. А тело соответственно об-

служивает нас, нашу жизнь.

— Вы рассказали о явно болезненных состояниях.

Наверное, тут неуместно говорить о распущенно-

сти, о безволии, о грехе?

— Конечно. Но я привела эти примеры, чтобы по-

казать: особые, неправильные отношения с едой — это

всегда результат глубоких внутренних проблем, изна-

чально с едой не связанных. Сейчас, например, в моде

здоровое питание. О нем много говорят, пишут, про-

водят различные семинары, составляют программы,

помогающие похудеть, сторонники здорового образа

жизни объединяются в клубы и группы поддержки.

И все сводится к тому, какое количество белков, жи-

ров, углеводов человек потребляет, как это сказыва-

ется на его физическом самочувствии, на его уровне

сахара и так далее. Забота о своем здоровье естествен-

на, но если речь идет не о лечении от тяжелой болез-

ни, а о профилактике, то вряд ли это у человека мо-

жет занимать больше 10–15 процентов времени от всех

его забот. Например, некоторые мои коллеги, которые

стараются заботиться о своем питании, приносят с со-

бой на работу коробочку гречневой каши, в обеденный

перерыв не идут в столовую, а съедают свою кашу. Но

в остальное время они даже не вспоминают об этой

коробочке, а заняты делом. И это замечательно! А ес-

ли у человека, увлеченного здоровым образом жизни,

правильным питанием, есть серьезные нерешенные

внутренние проблемы, он зацикливается на этой те-

ме, начинает высчитывать калории, строить графики

на каждый день, каждый час — всего себя посвящает

здоровому питанию. Все переворачивается с ног на го-

лову: не еда для человека, а человек для еды, не тело

обслуживает меня, а я обслуживаю тело. Это как раз

и толкает нас к страсти чревоугодия. То есть еда в моей

жизни становится центральной проблемой.

Я не раз видела людей, для которых здоровый образ

жизни стал не средством, а целью, и точно знаю, что

они не испытывали радости, благодарности, не чувст-

вовали гармонии, достигая своей цели. Они по-насто-

ящему страдали, как страдают и те, у кого анорексия

или, наоборот, булимия. Слова «страдать» и «страсть»

имеют общий корень, и не только в русском языке, но

и в немецком, и в греческом. Страсть — это то, что за-

ставляет человека страдать. Чревоугодие по-грече-

ски — гастеримаргия. Гастер — желудок, чрево, а мар-

гия — бешеный, буйный, необузданный. То есть если

перевести буквально, мы получим необузданное, буй-

ное чрево. Авва Дорофей называл это состояние «бес-

нование о чреве».

Страсть чревоугодия считается первой из восьми

страстей.

— Разве не гордость святые отцы называли кор-

нем всех грехов?

— Корнем — гордость. Основой — себялюбие, или

эгоцентризм, как сказали бы психологи. Однако ког-

да мы говорим (точнее, не мы, а именно святые от-

цы — я от себя не дерзну такое говорить), что чрево-

угодие — первая из страстей, мы не имеем в виду, что

чревоугодие является самой важной страстью. Чре-

воугодие — это своего рода дверь для страстей. Когда

мы ее открываем, в душу входят и остальные страсти.

Вспомним, что первое искушение Христа, когда Он по-

стился в пустыне сорок дней, было связано с едой. Дья-

вол предлагал Христу превратить камни в хлеба и вку-

сить их, утолив свой голод, и мы помним, что отвечает

Христос: «Не хлебом одним будет жить человек, но вся-

ким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4: 4). Бо-

лее того, первое искушение в раю также было связано

с вкушением пищи. Грех вошел в человека, в его есте-

ство, когда Адам вкусил яблоко с древа познания добра

и зла, находящегося в центре рая.

Что происходит сразу после грехопадения? Есте-

ственно, обнаруживается, что никакого вожделенного

блага, которого так ждали, нет, человек терпит фиа-

ско, и это порождает страх, тревогу и бегство. Можно

сказать, что в этот момент начинается та самая психология,

которой мы занимаемся, психология падше-

го человека: страх перед будущим, сомнения в себе,

в своих возможностях, недоверие к другим, попытка за-

менить веру властью, любовь богатством и так далее.

Страсть возобладала над человеком только потому, что

он не противостоял вожделению, не был до конца ве-

рен своему Творцу.

Еда — это самое простое, самое очевидное, самое

естественное, что всегда перед нами. Сама по себе еда,

вкушение пищи — не страсть, но может ею стать, ес-

ли мы теряем связь с Богом, утрачиваем верность Ему,

поддаемся миражам, которые обещают нам удовольст-

вие, но всегда лгут. Именно поэтому святые отцы гово-

рят, что чревоугодие — спусковой механизм, запуска-

ющий в действие все остальные страсти.

Мы все ходим в гости к родным и друзьям или при-

глашаем их к себе, и в этой совместной праздничной

трапезе нет ничего плохого. Однако когда люди собира-

ются за общим столом не для того, чтобы увидеть друг

друга, порадоваться встрече, пообщаться, а только для

того, чтобы вкусно поесть, насладиться не общением

друг с другом, а кулинарными изысками, известно, что

происходит дальше: ссоры, конфликты. Человек опро-

кидывается в свою плоть, в похоти, в инстинкты.

— Но тут обычно и алкоголь играет свою роль.

— Так в этом случае мы можем и питие рассматри-

вать как чревоугодие. Алкоголь расслабляет, наступа-

ет псевдоуспокоение. Когда мы говорим о чревоугодии,

мы имеем в виду не только то, что человек ест и пьет,

но прежде всего его вожделения. Преодолеть вожде-

ление можно только верой и волей: принять решение,

проявить самодисциплину, понять, к каким последст-

виям это приведет, если не остановить себя. Совершить

этот акт, сказать себе «стоп» помогает, конечно, не те-

ло, а разум.

Если чревоугодие овладело нами, если эта пер-

вая дверь в душу человека открыта, то войдут и другие

страсти — и скупость, и сребролюбие, и уныние. Я бы

не рискнула это с уверенностью утверждать (хотя мне

как психологу это понятно), если бы не читала об этом

у многих отцов Церкви. Да и с психологической точ-

ки зрения это абсолютно верно, ведь подчинение се-

бя страсти с неизбежностью приведет к потере само-

го себя, а следовательно, к тревоге, которая заставит

человека копить деньги, экономить, даже если в этом

нет необходимости, не делиться с ближним из-за стра-

ха перед завтрашним днем, к недостатку веры, к страху

перед жизнью, толкающим в депрессию, уныние.

Я часто вижу разные ситуации, которые кажутся

невероятными, но психологически они абсолютно по-

нятны. Например, консультирую замечательную жен-

щину, которая пережила войну в Чечне, страшные ли-

шения, голод, и теперь, когда все уже давно позади,

у нее дома обязательно должны быть запасы сахара, со-

ли, круп. На всякий случай. Опыт дикого недоедания,

пережитый ею много лет назад, породил такой глубин-

ный страх, тревогу, которые до сих пор влияют на ее се-

годняшнюю жизнь. Действительно, все может случить-

ся, но если случится что-то глобальное, разве мешок

муки или сахара кого-то спасет?

— А чревоугодие тут при чем? Ведь обычно люди,

делающие такие запасы, экономны, на еду тратят

немного и уж точно не переедают, не закупают дели-

катесы, не устраивают больших застолий.

— А вы смотрите в корень. Я как раз говорю, что

чревоугодие не всегда связано с перееданием. В дан-

ном случае мы видим фиксацию на еде, за которой ле-

жит страх, недоверие и вообще потеря связи с быти-

ем. Важно, какова мотивация для воздержания. Если

я питаюсь очень скромно и при этом собираю мешки

круп, потому что надо подстраховаться, а то вдруг что-

то случится, я ставлю проблему еды (в широком смы-

сле) во главу угла, посвящаю себя ей. И тогда тоже мож-

но говорить о чревоугодии.

Мне рассказывали про трапезу на Афоне. Време-

ни, которое отводится на трапезу, хватает только на то,

чтобы успеть съесть то, что подают к столу. Нет воз-

можности ни поговорить с соседом, ни посмаковать еду.

Быстро подкрепились и разошлись — каждый вернул-

ся к своему послушанию. Вот это нормальное отноше-

ние к еде — она подкрепляет тело, а не подчиняет че-

ловека себе.

— Но во многих монастырях кормят довольно

вкусно. И праздничные трапезы у монахов бывают.

— Верно. Вы у меня с языка сняли! Праздничная

трапеза никогда не посвящена еде. Это совместное бы-

тие, в котором мы радуемся друг другу. Если это разго-

вение, радуемся Богу, вкушаем пищу с благодарностью,

с любовью, трепетно. При этом видим друг друга, чув-

ствуем радость другого. И тогда трапеза становится ра-

достью, продолжением Тайной Вечери.

— Когда люди собираются на праздничную трапе-

зу для общения, они все равно стараются, чтобы стол

был обильнее и разнообразнее, чем в будни. И госте-

приимство, хлебосольство всегда приветствовались.

Даже в пословицах это отразилось: «Не красна изба

углами, а красна пирогами».

— И опять с вами соглашусь. Гостеприимство —

добродетель, потому что я угощаю гостя. Не для себя

я пироги пеку, я для гостя стараюсь, последний кусок

отдать ему готова. И вот тогда как раз еда — благо. Тра-

пеза благословенна, когда она совершается в любви,

в заботе о другом, в благодарении — верующие люди

начинают трапезу с молитвы и молитвой заканчива-

ют, и этим тоже подчеркивают, что смысл трапезы не

сводится к еде, он глубже. Мы хотим поделиться с го-

стем не только едой, но и душевным теплом, радуем-

ся встрече с ним и надеемся, что эта радость взаимна.

Понятно, что это идеальная картина, а в жизни бывает

по-разному, но человек всегда может отличить трапезу

ради общения от трапезы ради поедания. И атмосфера

отличается, и уровень разговоров.

— Люди не только в праздники стараются есть

вкусно. Один из самых опытных современных духов-

ников, отвечая на вопрос, нужно ли в пост отказы-

ваться от вкусной пищи, сказал: «Есть невкусно — не

наша мера».

— Но почему надо нормальную человеческую по-

требность вкусно поесть называть чревоугодием? Ес-

ли человек все время, даже во время молитвы, думает

только о том, что он будет есть на завтрак, обед, ужин,

ему стоит всерьез задуматься о чревоугодии, о том, что

овладевает им. Но если он молится глубоко

и сосредоточенно, если любит других людей, помогает

ближнему и его это радует, если он увлечен своей рабо-

той, не перехватывает непрерывно в промежутке меж-

ду завтраком, обедом и ужином, то его желание вкусно

поесть не называется чревоугодием.

Гнев, блуд и другие страсти проявляются время

от времени, для них нужна определенная ситуация,

определенное состояние. А еда всегда рядом, мы име-

ем с ней дело несколько раз в день. И наше отноше-

ние к еде позволяет нам лучше понять, здоровы ли

мы духовно, здоровы ли психологически. Если я про-

сто вкусно поел, с благодарностью встал из-за сто-

ла и занялся каким-то хорошим богоугодным делом,

значит, со мной все в порядке и я не страдаю страстью

чревоугодия.

— В повседневности это, наверное, осуществимо.

Но за праздничным столом, как бы ни любили друг

друга собравшиеся, какие бы глубокие темы ни об-

суждались, большинство переедает просто потому,

что хозяйка много разных блюд наготовила специ-

ально для дорогих гостей — как же что-то не попро-

бовать?

— Если я все попробовала, чтобы не обидеть хозяй-

ку, которая так старалась, готовясь к встрече со мной,

это не чревоугодие, а забота о ней. Конечно, нельзя до-

водить эту заботу до абсурда и совсем забывать о се-

бе. Если человек понимает, что больше действительно

не может есть, иначе сляжет от переедания, то он мо-

жет вежливо сказать: «Спасибо, так вкусно, жаль, не

все попробовал, но уже не могу — объелся», — и никто

не обидится, все поймут. А вот если меня в первую оче-

редь интересует, что приготовили хозяева, и мне не-

пременно надо все попробовать, даже если уже не ле-

зет, то это не хозяева виноваты, это я сама зациклена

на еде. Еда — постоянный маркер отношений человека

с самим собой.

— Многие не только не фиксируются на еде, но

в течение дня даже не вспоминают о ней. Зато при-

ходя домой ближе к ночи, наедаются до отвала. Мож-

но ли назвать это чревоугодием?

— Думаю, что нет. Это, безусловно, тоже потеря

контакта с собой — человек уже не хозяин своей жизни,

он не может ее спланировать, совсем не думает о своем

теле, о том, что ему полезно. Но если он забывает о еде,

в течение дня не думает о том, как бы побаловать себя

вечером, чем бы усладить, это не чревоугодие.

— Но и те, кто планирует, часто переедают. Они

тоже не фиксируются на еде, не стремятся побало-

вать себя деликатесами, работают, но за обычным

семейным обедом или ужином, как в будни, так и в вы-

ходные, съедают больше, чем нужно.

— Святые отцы говорят, что здоровье личности,

ее свобода и ответственность начинаются тогда, ког-

да человек интегрирует в сознание те бессознательные

импульсы и желания, которые связаны с инстинкта-

ми. Инстинкты — не страсти, а природная часть чело-

веческой целостности. Но если эта часть не осознает-

ся человеком, то на ней будут паразитировать страсти

и пороки, завладевая человеком и его разумом. Если

человек регулярно переедает и осознает, что переедает,

что это ему неполезно, он может задуматься, с чем это

связано, лучше понять себя и как-то изменить свое по-

ведение, то есть пойти в сторону здоровья, целостности.

— А к вам за помощью часто обращаются с этой

проблемой?

— Если нет явного нарушения пищевого поведе-

ния, такого как булимия или анорексия, то неверую-

щие с этой проблемой не приходят никогда. Да и веру-

ющие редко. Чаще они жалуются на уныние, отчаяние,

на потерю связи с Богом. А иногда церковные люди, на-

оборот, просят не говорить с ними о Боге, о вере, а пого-

ворить о психологических проблемах. Допустим, у че-

ловека сложности в семье, в отношениях с близкими,

а ему священник говорит: надо молиться, читать ака-

фисты, поехать по святым местам. Человек все дела-

ет, но проблема не решается. Дело не в том, что этого

не надо делать, но духовные усилия должны подкре-

пляться и психологическим здоровьем. Если человек

не разобрался в себе на нижележащем относительно

духовного психологическом уровне, то этот пласт будет

мешать ему подняться. Слава Богу, что это понимают

и священники. Если они видят, что на пути духовно-

го роста у человека встала психологическая проблема,

они направляют его к психологу. И это очень отрадно,

поскольку психолог никогда не заменит священника,

а призван помочь человеку расчистить психологиче-

ские завалы для того, чтобы они не мешали духовному

развитию личности.

Проблема современного человека в том, что он

очень плохо себя слышит, плохо себя знает и практи-

чески не чувствует себя. Обычно на вопрос: «Что вы

чувствуете?» — он не может ответить, а может сказать

только то, что думает. Описать свои чувства, пережива-

ния он не может, а без этого понимания себя не сможет

услышать и узнать, что с ним происходит на самом де-

ле. Это невозможно!

Когда человек чувствует внутреннее беспокойство,

непонятное ему, и садится в таком состоянии за стол,

он будет заедать свое беспокойство. А некоторые, на-

оборот, когда беспокоятся, не могут ни есть, ни пить

и худеют до полного изнеможения. Если бы они себя

спросили: «А что меня тревожит? Почему я беспоко-

юсь?» — и попытались найти ответ на этот вопрос, а не

нервничали, что они переели или недоели, то сели бы

за стол в спокойном, гармоничном состоянии, порадо-

вались бы и вкусной еде, и тому, что близкие рядом.

Тогда еда была бы чудесным Божьим даром, а не про-

клятием и не страстью.

— С возрастом здоровье не улучшается, часто

врачи рекомендуют человеку ограничить себя в еде,

а некоторые блюда просто исключить из рациона. Но

как есть заядлые курильщики, которые и при раке лег-

ких или после трех инфарктов продолжают курить,

так многим не хватает силы воли, чтобы отказать-

ся от жареного, от жирного, хотя врачи их и преду-

предили, что им такая пища противопоказана. Чре-

воугодие это или легкомыслие?

— Я считаю, что это нелюбовь к себе, безответст-

венность перед собой, перед близкими, перед Богом.

Знаю такие случаи. Например, диабетики, которым ка-

тегорически нельзя есть сладкое, игнорируют запрет

врачей. Такое наплевательское отношение к своему

здоровью — это эгоцентризм: что хочу, то ворочу. Неу-

важение к своему телу — драгоценному сосуду, в кото-

ром живет душа.

— Святые отцы разделяли чревоугодие на чрево-

бесие и гортанобесие. Первое — как раз то, о чем мы

говорили до сих пор: обжорство. Гортанобесие — это

когда человек ест немного, но только деликатесы,

и подолгу наслаждается каждым кусочком, может

даже икринку во рту перекатывать. Вам как психо-

логу приходилось работать c гортанобесием?

— Психолог не борется со страстями. У психоло-

гии есть свой язык, своя терминология, свой понятий-

ный аппарат. Я не могу ответить на вопрос, работала ли

я с гортанобесием, потому что никогда не делаю акцент

на страстях. С чревоугодием приходит клиент, с уныни-

ем или с гневом, мы работаем с человеком: с его детст-

вом, с его нелюбовью к себе, с его страхом перед жиз-

нью. И восстанавливая его базовые возможности для

взаимодействия с собой и с миром, видим, что эти ве-

щи, эти зависимости отпадают, уходят.

У меня была очень эгоцентричная клиентка, под-

верженная едва ли не всем страстям: и блуду, и чрево-

угодию, и гневу, и унынию. Говорила она только о себе,

все время жаловалась то на одно, то на другое. Я, что-

бы поддержать ее, немножко обсуждала с ней ее жа-

лобы, но основная моя задача сводилась к тому, чтобы

перевести акцент с ее персоны на что-то другое, на ко-

го-то другого. Мы говорили о многом — и о ее детст-

ве, и о том, какие тяжелые испытания ей пришлось пе-

режить в молодости, — но фоном этих разговоров был

перенос акцента с ее персоны на других. И вдруг она

Чревоугодие

мне говорит: «Я помню, вы как-то говорили мне, что

можно пойти поработать в хоспис волонтером...» Это

была победа! Человек отвернулся от себя, посмотрел

куда-то вне себя и, конечно, сразу захотел кому-то по-

мочь. Она действительно стала волонтером в хосписе

и начала ездить в один детский дом. Жизнь ее посте-

пенно изменилась. Конечно, страсти периодически ею

овладевали, нападали на нее, но она, уже понимая, что

это опять затащит ее в омут эгоцентризма, не очень их

удовлетворяла. Увлечение благими делами перевеши-

вало, поэтому сильно бороться со страстями ей даже не

приходилось.

— Часто ли к вам приходят верующие люди?

— Довольно часто. Неважно, верующий человек или

неверующий. Если он видит, что ситуация, которая его

тревожит (например, отношения с едой), все время по-

вторяется, и не удается с ней справиться простым уси-

лием воли, ему, безусловно, стоит прийти к психологу,

потому что психолог — профессиональный собеседник.

Это тот человек, который вас видит и слышит. В отли-

чие от мира, которому, как правило, нет до вас дела.

 

УНЫНИЕ: ночь души

 

Как воры при наступлении ночи, погасив огонь,

легко могут и похитить имущество, и умертвить

владельцев его, так и диавол, вместо ночи и мрака

наведя уныние, старается похитить все охраняющие

помыслы, чтобы душе, лишенной их и беспомощной,

нанести бесчисленные раны.

Уныние есть тяжкое мучение душ, некоторая

неизреченная мука и наказание, горшее всякого

наказания и мучения. И в самом деле, оно подобно

смертоносному червю, касающемуся не только

плоти, но и самой души; оно — моль, поедающая не

только кости, но и разум; постоянный палач, не

ребра рассекающий, но разрушающий даже и силу

души; непрерывная ночь, беспросветный мрак,

буря, ураган, тайный жар, сжигающий сильнее

всякого пламени, война без перемирия, болезнь,

затемняющая многое из воспринимаемого зрением.

И солнце, и этот светлый воздух, кажется,

тяготят находящихся в таком состоянии, и самый

полдень для них представляется подобным глубокой

ночи.

Подлинно, не так велик мрак ночи, как велика

ночь уныния, являющаяся не по закону природы,

а наступающая с помрачением мыслей, — ночь какая-

то страшная и невыносимая, с суровым видом,

жесточайшая — безжалостнее всякого тирана, не

уступающая скоро никому, кто пытается бороться

с ней, но часто удерживающая плененную душу

крепче адаманта, когда последняя не обладает

большой мудростью.

 

Беседа с Борисом Воскресенским,

кандидатом медицинских наук, доцентом кафедры

психиатрии и медицинской психологии Российского

государственного медицинского университета.

— Борис Аркадьевич, как отличить уныние от

депрессии? Проявляются они очень похоже, но, как

я понимаю, при унынии человек нуждается в духовной

и психологической помощи, а при депрессии — и в ме-

дицинской?

— Действительно, когда человек утрачивает ин-

терес к жизни, когда у него заметно снижается актив-

ность, в том числе и религиозная, если он верующий,

это может быть и феноменом духовной жизни, и состо-

янием, болезненным в медицинском смысле. Первое

состояние святые отцы определили как уныние, вто-

рое в медицине называется депрессией, хотя неспециа-

листы как в церковной среде, так и в нецерковной, упо-

требляют слова «уныние» и «депрессия» достаточно

расплывчато. Например, многие депрессией называют

любое подавленное состояние, а на самом деле далеко

не всегда это состояние болезненное, то есть требую-

щее помощи врача. Более точно определить эти поня-

тия и разграничить их могут и должны специалисты.

На мой взгляд, наиболее успешно и содержательно это

можно сделать на основе трихотомического видения

человека — дух, душа и тело. Тело — это органы и сис-

темы органов в их взаимосвязи и взаимодействии. На-

рушением их функционирования занимаются специа-

листы по внутренним болезням. Как органы и системы

представляют основу нашего телесного существования,

так душевные процессы — восприятие, мышление, эмо-

ции, память, воля, моторика — являются инструмента-

ми психической деятельности. Они существуют не сами

по себе, а всегда наполнены тем или иным содержани-

ем — религиозным, познавательным, эстетическим,

нравственным. Это и есть сфера духовного — смыслы,

ценности, то, что человек ставит выше себя, ради чего

он живет (это медицинское, клиническое понимание

духа, оно отличается от богословского). Уныние при та-

ком подходе располагается в сфере духовного, а депрес-

сия (в медицинском понимании) — душевного. Если

человек приходит к врачу и жалуется на потерю смы-

сла, интереса к жизни, надо посмотреть, не стоит ли

за этой утратой набор клинических признаков депрес-

сии. Они хорошо изучены, их можно выявить, но это

требует от врача знаний, времени и душевных усилий.

Есть три основные группы депрессивных расстройств:

психогенные, соматогенные и эндогенные. Психоген-

ные — это, как в старину говорили, психозы от ударов

судьбы. Соматогенные — телесно обусловленные де-

прессии, возникающие вследствие различных внутрен-

них заболеваний: терапевтических, хирургических, не-

врологических, мозговых. Эндогенные депрессии не

обусловлены ни физическим состоянием, ни жизнен-

ными обстоятельствами, во многих случаях так и не

удается найти четких причин, поэтому они называются

эндогенными — возникающими изнутри. Может, даже

лучше сказать, ниоткуда — есть в эндогенной депрессии,

в самом определении, некоторый привкус фатальности.

Но я думаю, что при разграничении с унынием как

духовным феноменом важно учитывать и другой подход

к депрессии — как к сложному психопатологическому

образованию. При клинической депрессии обычно от-

мечают пониженное настроение, заторможенность.

Некоторых пациентов тяготит особое содержание мы-

слей — иногда самообвинение, а иногда переживание

бессмысленности жизни, ее бессодержательности.

Психологи такую депрессию называют экзистенциаль-

ной или депрессией духа. В психиатрии иногда выде-

ляют депрессию с так называемой моральной анестези-

ей, когда пациент (здесь мы говорим именно о больном)

считает себя неспособным к жизни, не соответствую-

щим тем нравственным, моральным требованиям, ко-

торые предъявляют человеку общество, окружающие,

вера (для людей религиозных).

Ищем причины, изучаем душевный склад пациен-

та, пытаемся понять, была ли в этом складе изначаль-

ная предрасположенность к болезни. Все эти подходы,

параметры позволяют определить, стоит ли за внут-

ренним опустошением болезненное снижение интере-

са к жизни или это какой-то поворот, зигзаг на духов-

ном пути, потому что для человека, ответственного по

отношению к себе и к своей жизни, неизбежны и момен-

ты сомнений, тревог, какого-то побледнения идеалов.

Не всякое субъективно тягостное негативное пережи-

вание есть болезнь в психиатрическом смысле. Значит,

в одном случае будет лечить врач, в другом желательна

помощь психолога, священника.

— Если я правильно понял, и для специалиста это

сложнейшая задача — понять, болезнь стоит за пе-

реживаниями или духовные проблемы. Как же объяс-

нить разницу «непосвященным» читателям? Ведь

и уныние бывает беспричинным.

— Задача сложная, ответственная, но вполне ре-

шаемая. Если пришло беспричинное уныние и чело-

век обратился к врачу-психиатру за советом, то здесь

мы и будем смотреть, предрасположен ли он по своему

душевному складу, по душевной конституции к перепадам

настроения, бывали ли эти перепады раньше

(я имею сейчас в виду человека взрослого, средних лет).

Особенное внимание обращаем на подростковый

и юношеский периоды, когда болезненное предраспо-

ложение к спадам настроения, могущим выглядеть

как духовное состояние уныния, выступает отчетливо.

Вместе с больным поищем в его прошлом аналогичные

периоды спадов — не уныния как духовного, экзистен-

циального кризиса, а именно пониженного настрое-

ния, пустоты в голове, плохой сообразительности, от-

сутствия сна, аппетита, снижения полового влечения

или нарушения женского цикла (прошу прощения за

такие примеры, но я и их привожу, чтобы показать: нам

есть о чем спрашивать, на что опираться в нашей ди-

агностике).

И вот если мы найдем какие-то симптомы этих рас-

стройств — ярко выраженные или крупицы, — то ска-

жем, что это уныние болезненное. Внешние призна-

ки духовного кризиса есть, но в основе такого уныния

именно внутренняя предрасположенность к спаду на-

строения. Я хочу привести пример из «Рождественско-

го романса» Бродского:

Плывет в тоске необъяснимой

среди кирпичного надсада

ночной кораблик негасимый

из Александровского сада.

Так начинается стихотворение, и этот рефрен —

«плывет в тоске необъяснимой» — повторяется там

пять раз. Возникает вопрос: у лирического героя эк-

зистенциальная тоска или болезненное предрасполо-

жение? Я нахожу для себя ответ в последних строках:

«Как будто жизнь качнется вправо, качнувшись вле-

во». На медицинском языке это означает, что мы на-

ряду с депрессивными состояниями нашли состояния

маниакальные, состояния подъема. Именно так и орга-

низована наша болезненная эмоциональность — «кач-

нется вправо, качнувшись влево». Выражаясь профес-

сиональным языком, биполярно.

Так мы беседуем, выявляем эндогенные депрессии.

Если речь идет о телесно обусловленной депрессии, со-

матогенной, то ее течение взаимосвязано с телесным

заболеванием. Диагностика таких депрессий тоже име-

ет свои особенности. Это же относится к депрессиям,

обусловленным ударами судьбы. Если же мы никаких

медицинских закономерностей не находим, то, навер-

ное, правомерно говорить об унынии как чисто духов-

ном состоянии. Но это уже компетенция священника.

— Как реагируют люди, которые обращаются

с депрессией в надежде получить от психиатра ан-

тидепрессант, если выясняется, что у них не клини-

ческая депрессия и им, скорее, надо к психологу, а не

к врачу? Никто не ропщет? Ведь проще надеяться

на «чудо-пилюлю», чем анализировать свое прошлое,

брать какую-то ответственность за свои поступки,

свое отношение к проблеме.

— Вы знаете, не могу припомнить хотя бы один

случай, когда ко мне обращались душевно здоровые.

Иногда приходят люди с жизненными проблемами

(семейными, служебными) или пережившие какую-то

утрату. Такие коллизии и несчастья тоже порождают

тягостные переживания, но не всегда эти переживания

укладываются в схему болезни. Но все-таки люди здо-

ровые именно к психиатрам не приходят, потому что

нас боятся, нам не доверяют. Скорее пойдут к психоло-

гам-психотерапевтам.

Об унынии как духовном состоянии мне говорить

трудно и боязно — это не компетенция врача. Но я бы

объяснил частоту этого феномена тем, что со временем

человеческая психика усложнилась. Сергей Сергеевич

Аверинцев писал, что по мере дальнейшего хода исто-

рии чувство вины будет нарастать. Это я нашел в одной

из его неоконченных работ, которая писалась, кажется,

на рубеже 80-х и 90-х. Я изумился: какое чувство вины,

когда культивируется потребление, наслаждение? Но

дальше Сергей Сергеевич объясняет, что мы (очевид-

но, он имеет в виду человечество в целом) вооружены

историческим опытом. Делаясь опытнее, мы делаемся

и виноватее, потому что возрастает рефлексия, то есть

склонность к самоанализу, строгой самооценке. А само-

анализ, думается мне, по сути своей трагичен, потому

что, познавая себя, оценивая свой путь, человек видит

в себе не так уж много хорошего, созидательного, — без-

условно, значительно меньше, чем это позволяют зало-

женные в нем возможности.

Не могу не вспомнить известную фразу Тертул-

лиана: «Душа человеческая по природе христианка».

Почему она христианка? Потому что смотрит на себя

и относится к себе критически. Рефлексия трагична,

поскольку благодаря ей возрастает критицизм к себе

у людей, ответственно относящихся к своим поступ-

кам, своему внутреннему миру, в том числе и у людей

религиозных. А в каких-то случаях, при предрасполо-

жении, возрастает и количество депрессий как болез-

ненных состояний. Тоже в результате рефлексии.

— Вам как врачу чаще приходится иметь дело

с депрессией. Но не менее важно разобраться в уны-

нии. Какова его психологическая природа? Приводят

ли к нему загнанные внутрь детские переживания

и тревоги?

— Конечно, лучше ответили бы на этот вопрос

психологи и священники, потому что они более тес-

но контактируют с людьми, переживающими уныние

вне психической патологии. Лично я думаю, что здесь

возможны разные варианты. Некоторые люди пред-

расположены либо к пониженному настроению, либо

к пониженному жизненному тонусу в целом. В каких-

то случаях это становится болезнью, а бывает склон-

ность в рамках нормы. Как писали старые психиатры,

душа у таких людей покрыта траурным флером. Этот

флер нисколько не ограничивает человека в активно-

сти, в видении окружающего мира, это просто вот та-

кой пессимистический угол зрения. С другой стороны,

к пониженному настроению может располагать реф-

лексия, рассудочность мышления. Человек предъявля-

ет к себе и миру высокие требования в соответствии со

своими идеалами, эстетическими или религиозными,

и оказывается, что мир лежит во зле. Кого-то это демо-

билизует, приводит в уныние.

Еще предрасполагает к пониженному настрое-

нию особая склонность к умозрительности, к теорети-

зированию, к желанию построить весь мир по определенным

правилам. То есть эмоциональное предрасполо-

жение с годами заостряется и переходит в переживания,

близкие к унынию. Думаю, дело тут в жизненном опы-

те, который с годами становится все серьезнее и тра-

гичнее.

Что касается первичных душевных травм, на кото-

рые особое внимание обращают психоаналитики, то во-

прос этот не менее сложный, чем вопрос о психических

расстройствах. Я не стал бы говорить, что это всегда

лишь какие-то неосознанные детские травмы. Класси-

ческая психиатрия большое значение придает услови-

ям формирования, но рассматривает их более широко.

Например, как к человеку в детстве относилась мать:

заботливо, эмоционально или холодно? Давным-давно

и в отечественной, и в зарубежной психиатрии описа-

ны такие условия воспитания, как «кумир семьи», «зо-

лушка», родительская гиперопека. Сведения о раннем

периоде жизни, о детстве помогают нам в диагностике,

но не обязательно в этом периоде должны быть какие-

то серьезные конфликты, тяжелые душевные травмы.

— Если вы все-таки приходите к выводу, что серь-

езной психопатологии нет, а проблема скорее духов-

ная, что вы можете посоветовать пациенту? Не ле-

чить же таблетками духовную проблему?

— При клинической депрессии тоже нельзя огра-

ничиваться таблетками. Многие мои коллеги, в том чи-

сле выдающиеся психиатры, отмечали, что в депрессии

как болезненном состоянии верующие пациенты часто

жалуются на чувство богооставленности: молитва не

идет, на богослужении сосредоточиться не удается, да

О страстях и искушениях

136

и в храм либо через силу идут, либо вообще пропуска-

ют воскресные и праздничные службы. Всегда в таких

случаях объясняю человеку, что не надо себя корить,

что вера никуда не ушла, просто сейчас у него депрес-

сивно пониженный жизненный тонус.

Если же мы имеем дело не с клинической депресси-

ей, а с духовным кризисом, то я постараюсь объяснить,

что рефлексия — это не только критическое, тягостное

переживание. Она имеет созидательное начало. Реф-

лексия помогает человеку не только понять свое несо-

вершенство, но и по мере сил, уповая на Бога, следуя

своему человеческому долгу, стремиться к созиданию

(а не к разрушению) и своей жизни в целом, и в отноше-

ниях с близкими и ближними, и в профессиональной

деятельности. Это необходимо и верующим, и сомнева-

ющимся, и совсем нерелигиозным людям.

— Говоря об унынии и депрессии, о том, как их раз-

личить, мы в первую очередь подразумевали депрес-

сию эндогенную, беспричинную.

— Соматогенные депрессии тоже бывают разной

тяжести: иногда достаточно поддержать человека мо-

рально и психологически, а иногда требуется врачеб-

ная помощь и даже госпитализация в психиатрическую

больницу. Течение таких депрессий, телесно обуслов-

ленных, зависит и от тяжести основного, соматического

заболевания, и от характера человека, от его психоло-

гических особенностей. Здесь, я думаю, важнейшая за-

дача психотерапевта — помочь сформировать правиль-

ное отношение к своей болезни, принять ее.

Конечно, есть тяжелые заболевания, при которых

ни один больной не в силах повернуть вспять телесные

процессы (например, опухолевые, если у человека он-

кологическое заболевание), но человек может злоупо-

треблять своей болезнью, спекулировать на пережива-

ниях близких, терроризировать их (я болею, страдаю,

делайте всё по-моему, все крутитесь вокруг меня); мо-

жет, наоборот, относиться к ней совсем беззаботно,

безответственно, и этим тоже создавать для близких

проблемы, а может явить пример христианского отно-

шения к своей болезни и к окружающим, постараться,

чтобы даже в такой необратимой для него ситуации им

рядом с ним было не тягостно, не дискомфортно.

— По Франклу — реализовать ценности отношения.

— Совершенно верно. Есть клиническая депрессия

или нет, эндогенная она, если есть, соматогенная или

психогенная — надо постараться найти внутренние си-

лы, чтобы, с одной стороны, принять свое состояние,

а с другой — не возроптать и не впасть в отчаяние, не

потерять интерес к жизни.

 

Беседа с Наталией Ининой,

преподавателем психологических факультетов МГУ

и Российского православного университета,

психотерапевтом-консультантом.

— Наталия Владимировна, легко ли психологу от-

личить уныние, когда достаточно психотерапевтиче-

ской помощи, от депрессии, когда без лекарств не обой-

тись и надо перенаправить человека к психиатру?

— Опыт показывает, что есть состояния, при кото-

рых необходима помощь психиатра и невозможно обой-

тись без медикаментозной поддержки. Когда на прием

приходит человек крайне подавленный, который те-

бя практически не слышит, не воспринимает, смотрит

в никуда — лицо похоже на застывшую маску скорби, —

то в данной ситуации участие психиатра часто необхо-

димо. Такие состояния требуют тонкой профессиональ-

ной диагностики. Мы, психологи, должны понимать,

где заканчивается наша компетенция и где начинается

компетенция врачей. Это же относится и к психиатрам.

Ситуации, связанные с невротическими искажениями

личности, коммуникацией, самооценкой, самоотноше-

нием, — иными словами, отношением с самим собой

и с миром, — невозможно решить с помощью фармако-

логии, тут необходим психолог.

Очень важно выявить причину того состояния,

которое беспокоит человека, и работать прежде всего

с причиной, а не с ее следствиями. Подавленное состо-

яние не всегда связано с клинической депрессией, оно

может быть результатом тяжелой душевной травмы.

Бывает, что в жизни все рушится, и человек не выдер-

живает ударов судьбы, проваливается в депрессивное

состояние. У меня было много клиентов, которые имен-

но так реагировали на испытания. Это могут быть са-

мые разные ситуации — от переезда в другой город до

потери близкого. Реакция человека зависит от многих

факторов: устойчивости нервной системы, семейной

ситуации (благополучна она или нет), наличия поддер-

жки и жизненных опор. Большую роль играет и фактор

веры. То есть работают и наследственные уровни, и со-

циальные, и личностные, и духовные.

Я консультировала недавно одну женщину. На нее

свалилось невероятное количество испытаний: супруг

подал на развод, дочь заболела, квартиру обокрали,

на работе начались проблемы. Весь ее уклад обвалил-

ся, жизнь превратилась в руины. Она пришла ко мне

в очень тяжелом состоянии. Я направила ее на консуль-

тацию к психиатру, с которым давно и плодотворно со-

трудничаю. Но в данном случае курс антидепрессантов

был сведен к минимуму. Понадобилось сравнительно

немного времени, чтобы она вышла из депрессии. Ей

было важно найти новые точки опоры в сложившейся

ситуации, не выживать, а жить, и жить плодотворно.

Когда ей удалось понять и принять то, что произошло,

когда стало понятно, что старого не вернуть, когда она

обрела новые, значимые для нее смыслы, стало ясно,

что терапия закончена.

Есть точка зрения, что человек должен сам преодо-

левать те испытания, которые ставит перед ним жизнь.

Австрийский психиатр Виктор Франкл говорил о том,

что человек должен не бежать от трудностей жизни,

а встречаться с ними лицом к лицу, говорить жизни

«да». Я полностью разделяю этот подход, он мне очень

близок. Человек, сталкиваясь с испытаниями и преодо-

левая их, все больше обретает самого себя, все в боль-

шей степени становится личностью. Но бывают осо-

бые ситуации, когда просто нет внутренних ресурсов

для борьбы. Перед психологами и психиатрами стоит

не только профессиональная, но и нравственная за-

дача: с одной стороны, облегчить страдания челове-

ка, с другой стороны, помочь ему вырасти личностно,

духовно. Это очень важный и сложный для каждо-

го человека вызов, который надо принимать серьезно

и ответственно. Поиск ответов на эти вопросы должен

объединить сегодня и психологов, и психиатров, и свя-

щенников в общем пространстве диалога. Поле дискус-

сии должно охватывать разные уровни человеческого

бытия: и телесность (физиологию, работу центральной

нервной системы и прочее), и душу (сознание, чувства,

волю), и дух (веру, любовь, смысл).

Если передо мной как психологом стоит сложная

духовно-нравственная задача моего клиента, я всег-

да советуюсь со своим духовником, поскольку психо-

логия не должна заниматься духовными проблемами,

точнее — не должна решать их. Это уже прерогатива

священника. Мои знакомые психиатры действуют в по-

хожих ситуациях по такому же принципу, и мне ка-

жется, что это правильно, поскольку наша общая зада-

ча — помочь человеку двигаться по пути спасения, а не

застрять где-то на повороте судьбы.

Если нам приходится иметь дело с клинической

ситуацией, с клиническим диагнозом, то синергий-

ный подход тем более важен. Задача психиатра тогда

состоит в диагностике, в подборе медикаментов для

нормализации процессов мозговой деятельности. За-

дача психолога — выявить психологические пробле-

мы, усугубляющие ситуацию, и искать внутренние

опоры, помогающие человеку справляться со своим

состоянием.

Могу для примера вспомнить одну пациентку, у ко-

торой был маниакально-депрессивный психоз. Ее вел

очень хороший психиатр, который подобрал точную

медикаментозную терапию. Глобально наша задача со-

стояла в том, чтобы пациентка научилась жить рядом

с болезнью, а не внутри нее. Мы затрагивали разные

аспекты ее жизни, ее отношения с родителями, ее са-

мооценку, трудности коммуникации и так далее. В ре-

зультате, когда она в очередной раз вошла в фазу ма-

нии (испытывала подъем, была уверена в себе и своих

силах, легко и творчески общалась и работала — благо-

даря удачно подобранной врачом терапии она не «уле-

тала» в состояние, когда море по колено), то сказала:

«Пока я на подъеме, мне надо достичь определенных

реальных результатов, чтобы во время депрессии, ког-

да мне будет казаться, что я ничего не могу и ничего

не стою, у меня были объективные доказательства мо-

ей состоятельности». Она научилась распознавать свои

«взлеты», то есть периоды мании, и свои «падения», то

есть периоды депрессии, стала готовиться к ним, пере-

стала ставить перед собой невыполнимые задачи, но

старалась достичь результатов, которые были бы для

нее реальными. Таким образом, ее жизнь не просто во-

шла в приемлемую колею — она невероятно выросла

как личность, стала более взрослой, мужественной, от-

ветственной. Более того, она пришла в Церковь, и ее

жизнь обрела духовный горизонт.

— К вам часто приходят люди, которые счита-

ют, что у них просто тоска, когда на самом деле

у них клиническая депрессия?

— Редко. Обычно с клинической депрессией я стал-

киваюсь, когда психиатр направляет ко мне своего па-

циента, потому что ему наряду с медикаментозным

лечением нужна помощь психолога. Бывает, конечно,

что люди сами ставят себе диагноз, думают, что у них

психологические проблемы, но уже при первом об-

щении становится понятно, что это болезнь. Вообще

слово «депрессия» сегодня употребляется очень широ-

ко. Помню, как-то раздался телефонный звонок, и мо-

лодой мужчина звонким голосом сообщил, что край-

не нуждается в моей помощи. Я спросила: «А на что вы

жалуетесь?» Он ответил бодро и почти весело: «У ме-

ня депрессия». Этот случай можно отнести к разряду

шуток. Конечно, люди чаще путают депрессию с апа-

тией, тоской и так далее. Как правило, за этой тоской

стоят экзистенциальные проблемы: потеря смысла

собственной жизни, потеря контакта с самим собой на

глубинном уровне. Современный человек предпочи-

тает жить на поверхности, особо не погружаясь в глу-

бину. Ему кажется, что внешняя жизнь со всеми ее

разнообразными атрибутами и есть то, ради чего он

существует на этой земле. Такая поверхностная жизнь

с неизбежностью будет порождать глубинную неосоз-

наваемую тревогу. Именно от нее, от этой глубинной

тревоги, человек пытается убежать. Он ищет все новых

развлечений, отвлечений, но шум жизни не заглушит

экзистенциального зова его души. Только отвечая на

вопрос «Зачем я живу?», человек начинает двигаться

в направлении духовных ценностей, которые открыва-

ют ему иные горизонты и масштабы бытия. Мы живем

в эпоху «общества потребления». Этот термин принад-

лежит выдающемуся психологу Эриху Фромму, авто-

ру книги с блестящим названием «Иметь или быть?».

«Иметь» — это значит обладать, завоевывать, поку-

пать, продавать, властвовать, то есть воспринимать

мир как вещь, полезную или бесполезную, удобную

или не очень, красивую или безобразную. «Быть» —

это значит любить, создавать, сострадать, творить,

радовать и радоваться, быть открытым всей полноте

жизни и благодарным за то, что есть в данный момент.

Так вот, сегодня желание «быть» — редкое явление,

в основном люди живут в логике «иметь».

Кстати, с этим выбором связаны многие духовные

и психологические кризисы, в частности, кризис сред-

него возраста. Пока человек молод, полон сил и энер-

гии, амбиций и планов на будущее, он «завоевывает

мир»: делает карьеру, покупает квартиру, дом, маши-

ну, обзаводится семьей, ездит отдыхать. Но с каждым

годом все яснее понимает, что никакие достижения не

сделают его счастливее. Мир в кармане, а счастья нет.

Я недавно консультировала одну очень преуспе-

вающую женщину. Она сделала прекрасную карьеру,

вырастила замечательных детей. Но запрос был серь-

езным — тоска, глубинная тревога, ощущение бессмы-

сленности жизни, потеря связи с собой. Она назвала это

состояние депрессией, однако в данном случае речь шла

вовсе не о депрессии, а именно об экзистенциальном

кризисе. При этом у нее был чудовищный страх стать

бедной, именно поэтому она должна была все время ра-

ботать, чтобы зарабатывать все больше и больше. Де-

ло в том, что ее детство пришлось на девяностые годы,

семья голодала, отца уволили с работы, он стал пить

и вскоре умер. Ее мать крутилась как белка в колесе,

смогла поднять обеих дочерей и дать им хорошее обра-

зование. Самый пик трудностей пришелся на подрост-

ковый возраст моей клиентки, и ужас бедности, страх

голода застрял в ней на долгие годы. Всю свою созна-

тельную жизнь она стремилась обезопасить себя и свою

семью от бед и страданий, но в результате стала защи-

щаться от самой жизни и потеряла контакт с ней. Речь

идет не о внешних атрибутах жизни, а о том глубинном

бытии, контакт с которым позволяет нам чувствовать

себя живыми, а значит, способными радоваться, благо-

дарить, любить, сострадать, творить.

Я помню один очень яркий момент в работе с этой

женщиной. Она рассказывала о том, что в класс к ее

сыну попала девочка-инвалид, у которой была «сухая»

ручка. Моя клиентка негодовала и возмущалась мамой

этой девочки: «Неужели она не понимает, что ставит

под удар не только своего ребенка, но и всех наших де-

тей? Ведь это же страшное уродство. Почему мой ребе-

нок должен видеть такое?!» Ее попытка защитить себя

от всего, что пугало и тревожило, плавно перенеслась

и на сына, его она тоже захотела отгородить от всего,

что могло испугать или потревожить. Ей не приходи-

ло в голову, что такой опыт встречи с чужой болью, чу-

жим страданием является уникальной возможностью

для ее ребенка и для всех детей в классе стать более

человечными, сострадающими. Я попыталась объяс-

нить ей, как повезло детям, в том числе ее сыну, что

в их классе есть такая девочка. Умом она, пожалуй, ме-

ня поняла, но не сердцем. На уровне души она отверга-

ла любой дискомфорт. Все, что тревожило, заставляло

ее бояться. Но при этом она не могла преодолеть в себе

самой все тот же страх и все ту же тревогу, от которых

безуспешно пыталась убежать.

— Значит, корни уныния — в эгоизме, нежелании

знать о чужих скорбях, попытке спрятаться от жиз-

ни в своей скорлупе?

— Да, в разрыве с реальностью. Но проявляется

этот разрыв по-разному: либо человек прячется от ми-

ра, потому что мир его пугает, либо он стремится мир

завоевать, чтобы освободиться от страха, который все

равно живет в его душе, но вытесняется, не осознается.

Обе эти стратегии — победителя и неудачника — лож-

ные, тупиковые, они защищают человека от мира, но

с той же силой защищают его от самого себя. А жить,

чувствовать, любить, быть счастливым невозможно без

встречи с самим собой. Однако это настолько слож-

ная задача, что в ее решении необходимо опираться не

только на психологическое понимание природы чело-

века, но и, прежде всего, на духовный опыт святых от-

цов. Мне кажется очень важным осознавать необходи-

мость взаимодействия психологического и духовного

подходов для понимания тех механизмов, которые по-

рождают уныние.

Евагрию Понтийскому принадлежит целостное

учение о страстях, в частности, «теория уныния».

С точки зрения Евагрия, все страсти происходят вслед-

ствие расстройства двух иррациональных способно-

стей души — гневливой (яростной) и вожделенческой.

Волны этих иррациональных импульсов вздымают-

ся, помрачая ум (сознание), в котором находится сре-

доточие личностного начала. В результате ум теряет

трезвость, способность к ясной и критической оценке

происходящего. Происходит «удушение ума», человек

перестает различать добро и зло. Уныние — итог всех

страстей, чистейшее и наиболее «духовное» выраже-

ние самости Адама. Схиархимандрит Гавриил (Бун-

ге) говорит: Адам, чтобы обернуться к себе, отвернул-

ся от Бога и в тот же миг утратил самого себя. Именно

эта потеря себя на глубине, потеря своей подлинно-

сти и богоподобия заставляет человека искать все бо-

лее изощренные способы самоутверждения. Однако

любое стремление превзойти всех, любая жажда сла-

вы, успешности, исключительности рано или поздно

приведет к опустошению и унынию.

Выход из подобного страшного тупика, по учению

Евагрия Понтийского, должен состоять в проявле-

нии свободной воли человека — в осознанном, нравст-

венном выборе между добром и злом. Евагрий под-

черкивает, что выбор в пользу разума вовсе не связан

с подавлением иррационального. Для христианской

психологии этот тезис чрезвычайно важен! Ни в ко-

ем случае нельзя вытеснять в бессознательные уровни

психики то, что кажется нам вредным, пугающим. Нам

хочется побыстрее избавиться от дискомфорта, кото-

рый мы испытываем, когда сталкиваемся с чем-то не-

приятным в себе. Но невозможно победить то, с чем че-

ловек не хочет или боится столкнуться лицом к лицу.

Победа возможна лишь тогда, когда мы рискуем бес-

страшно и с верой взглянуть в это иррациональное. По-

бедить зло, освободить в своей душе место для Бога,

для любви, сострадания и милосердия возможно толь-

ко сознательно.

Возвращаясь к унынию, стоит сказать, что это со-

стояние обычно лишено света разума. Оно алогично

и иррационально. В унынии происходит столкнове-

ние двух негативных состояний души — подавленно-

сти и агрессии. Человек неистовствует по поводу того,

что у него есть, и тоскует по тому, чего нет. Все доступ-

ное ему ненавистно, а недоступное вожделенно. Он

пребывает «на последнем издыхании» и одновремен-

но в сильнейшем беспокойстве, крайне расслаблен

и одновременно раздражен, сильнейшая пассивность

сменяется бессмысленной активностью. Человек не

находит себе места, берется за любые дела и через ко-

роткое время бросает их, поскольку эти дела сами по

себе не интересуют его, а являются лишь попыткой убе-

жать от себя. Ипохондрия, небрежность, внутренняя

неустойчивость приводят к постоянному единоборст-

ву с самим собой, человек негодует на свое уязвленное

эго, ведь реальность не устраивает его, а будущее ма-

нит, но ничего не гарантирует.

Преподобный Нил Синайский называл уныние от-

крытым, «голым» искушением, точкой пересечения

всех страстей. Уныние наступает последним, и борь-

ба с ним — это борьба за человеческую личность, за ее

целостность и высшее предназначение. Уныние вошло

в мир одновременно с человеком и сопровождает его

во все времена. Если себялюбие — первоисточник стра-

стей, то уныние — их итог. Встреча с унынием и побе-

да над ним — это победа над собственным эгоцентриз-

мом, это открытый взгляд в самого себя и осознанный,

свободный выбор добра в своей душе. Именно тако-

го свободного и ответственного выбора, который осу-

ществляет в нас наша личность, и ждет от нас Господь!

Решиться на этот шаг очень непросто. На пути

стоит множество психологических ловушек, капканов

и ложных приманок. Человеку крайне страшно за-

глянуть в себя, он боится встретиться совсем не с тем

милым и прекрасным существом, коим он себя воо-

бражает. Некоторое время назад я консультировала

одного молодого человека и констатировала одну и ту

же картину: все, что у него было в наличии, он обесце-

нивал, а то, чего не имел, — возвеличивал. Он все вре-

мя сожалел о прошлом и мечтал о будущем (именно

мечтал, фантазировал, а не стремился к чему-то, не

имел какой-то ясной цели). При этом он был в посто-

янном состоянии неудовлетворенности, упадка, раз-

дражительности, близкие все время вели себя с ним

«не так, как надо», но четко сформулировать, что бы

ему хотелось, он не мог. Иными словами, он находил-

ся в унынии.

В определенном смысле у него были все психоло-

гические предпосылки к такому состоянию. Постепен-

но мы выяснили, что в детстве его постоянно пугали,

контролировали. У его родителей должно было быть

все только хорошо, и если вдруг возникали хоть какие-

то сложности, это воспринималось как вселенская ка-

тастрофа. Любой насморк оказывался поводом вызвать

«скорую». То есть дома был высочайший уровень тре-

воги. При этом его в детстве очень баловали, в резуль-

тате он вырос изнеженным, неприспособленным к жиз-

ни, плохо переносил любое напряжение. Постепенно,

в ходе работы, нам удалось выявить и осознать те пере-

косы воспитания, которые привели его в столь плачев-

ное состояние. Это осознание позволило ему выйти из

замкнутого круга похожих проблем, он стал более спо-

койным, устойчивым, смелым, ответственным.

Однако духовный корень уныния, который сидел

в его душе, обезврежен еще не был. И настал момент,

когда я прямо сказала ему об этом. Сначала эта мысль

вызвала в нем болезненное отторжение. Я чувствовала,

что этот разговор ему крайне неприятен, однако глубо-

кое доверие, установившееся между нами, позволило

мне быть настолько откровенной. Через две недели он

позвонил. «Я понял, в чем дело, —сказал он. —Я бо-

юсь смерти. Мне панически страшно думать, что мы

все умрем, и я пытаюсь заглушить в себе этот страх».

Это была победа, ведь он смог честно и открыто взгля-

нуть в себя, в свою глубину, и увидеть там этот страх.

С того момента началось его подлинное исцеление, по-

скольку «враг» был обнаружен. Эта сложная, но крайне

важная работа вывела юношу к сущностным вопросам

его жизни — выбору, ответственности, ценностям, смы-

слам, реальным отношениям с другими людьми, отно-

шениям, построенным на любви и уважении.

— А бывает, что человек, не имея природной пред-

расположенности к психическим заболеваниям, так

глубоко и надолго застревает в своем унынии, что

в итоге впадает в депрессию?

— Увы, люди сами часто доводят себя до полного

изнеможения, потом идут к психиатрам, пропивают

курс антидепрессантов, и им на какое-то время ста-

новится легче. Но проблема не решается, и все начи-

нается снова. Конечно, у некоторых есть генетическая

предрасположенность к заболеваниям, но эта предра-

сположенность может в течение всей жизни так и не

проявиться, а в состоянии эгоцентрического зацикли-

вания, постоянной неудовлетворенности, обиды на

весь мир, чрезмерной требовательности она почти на-

верняка проявится. Дело не в предрасположенности,

а в самопознании, в отношении к своим переживани-

ям. Замечательный американский психолог Уильям

Джеймс в своей книге «Многообразие религиозного

опыта» писал, что многие люди, имеющие дар духов-

ной жизни, если бы не обрели веру, могли бы быть не-

вротиками или психотиками, поскольку их нервная

система настолько тонка и чутка, что любой серьез-

ный жизненный удар или кризис может обрушить ее

в болезнь. Именно такая чуткость и тонкость делали

этих людей особенно восприимчивыми к духовной ре-

альности, к глубоким религиозным переживаниям.

О том же говорил и замечательный священник Алек-

сандр Ельчанинов.

— И про творческих людей то же самое говорят.

Многие считают, что толстокожий человек не мо-

жет создать ничего ценного ни в искусстве, ни в на-

уке.

— Совершенно верно. Можно также вспомнить

и многих великих поэтов, художников, людей творче-

ских профессий. Их утонченная нервная система спаса-

ет и восстанавливает себя именно в творчестве.

Духовная жизнь — тоже творчество, святые отцы

называли ее художеством из художеств. Именно люди

с чуткой, восприимчивой психикой открыты возвы-

шенным переживаниям. Беззащитная душа слышит

Бога, поскольку ничем от Него не защищена, но имен-

но эта открытость делает человека крайне уязвимым

в миру. Только подлинная вера может одновременно

стать защитой от жесткости, несправедливости жиз-

ни и в то же время сохранить прозрачную открытость

в отношениях с Богом. Такой разрыв, одновременная

явленность двум мирам часто толкает в уныние, но

это уже уныние другого рода — уныние духовно ищу-

щего человека. Скорбь о мире, тоска о Боге, сострада-

ние к падшему человечеству тоже могут быть поводом

для глубокого уныния. Не случайно святые отцы гово-

рят, что уныние сопровождает духовную жизнь, но не

как «добрый спутник», а как последний вызов к борьбе

и победе. Только встречаясь с унынием, а не убегая от

него, человек вырастает личностно и духовно. Преодо-

ление этой страсти каждый раз становится еще одной

ступенькой, приближающей нас к Богу.

Вспомним, что уныние рождается из печали, тоски,

которая пытается что-то сказать человеку о жизни его

души. Но он всячески заглушает этот голос, убеждая

себя и других, что у него все замечательно. В результате

на душе становится все тоскливей, пока человек не впа-

дает в уныние, то есть в более устойчивое состояние. Но

ведь если бы он встретился со своей печалью, ему при-

шлось бы спросить самого себя, о чем говорит ему эта

печаль. Может быть, душа вспоминает какую-то важ-

ную потерю, которую ум старается забыть? А может

быть, человек сделал что-то плохое, и его душа стра-

дает, пытаясь напомнить ему об этом? Если бы вместо

того, чтобы вытеснять, человек пошел навстречу своей

печали, он мог бы понять ее причины, и тогда бы пе-

чаль ушла, ведь то, ради чего она приходила, осущест-

вилось. И тогда уныние не наступило бы.

Важно понять, что наш внутренний мир крайне

сложен и многослоен. Нам надо учиться понимать се-

бя, осознавать то, что спрятано. Сегодня многие упре-

кают психологию в чрезмерном усложнении простых

вещей. Однако достаточно почитать, как святые отцы

боролись со страстями, чтобы понять: наш психологи-

ческий и духовный мир действительно сложен, он тре-

бует постоянного внимания, внутреннего творческо-

го напряжения. Это необходимо для того, чтобы свет

разума, данного нам Господом, смог осветить темные

«закоулки» иррациональных глубин психики, чтобы

преобразовать злое в доброе, темное в светлое, страсть

в добродетель.

— Психиатры говорят, что у верующих людей во

время депрессии нередко ослабевает религиозное чув-

ство. Человек живет интенсивной духовной жизнью,

часто причащается, а наступает депрессия — и он не

может заставить себя не только в храм пойти в вос-

кресный день, но и просто помолиться. А при унынии,

когда психических отклонений нет, такое бывает?

— Да, и довольно часто. В данном случае нет раз-

ницы, болезнь это в медицинском смысле или просто

тоска. В унынии человек не испытывает ни радости, ни

надежды, он проваливается в яму своей неудовлетво-

ренности. Если он верующий, то продолжает верить, но

уже не так глубоко, не так сильно. Уже нет сил ходить

в храм, проблемой становится даже чтение утреннего

и вечернего правила. Такое состояние в большей сте-

пени связано не с верой, а с какими-то внутренними

проблемами. Их важно вскрыть и осознать, и это чаще

всего работа психолога, который в данном случае бы-

вает помощником священнику, — можно сказать, его

ассистентом, расчищающим дорогу вере.

Часто причиной тоски и уныния является неспо-

собность человека принять и простить самого себя.

В нашей культуре закреплены идеи наказания, подав-

ления, но у нас крайне мало опыта принятия и проще-

ния. Если мы не сможем научиться понимать самих

себя, быть себе друзьями, а не врагами, нам не удаст-

ся понять, простить и принять других людей. Этот ас-

пект самоотношения очень важен, когда мы говорим

об унынии. Недавно мы работали с женщиной, кото-

рая была в глубоком унынии, обусловленном тяжелой

жизненной ситуацией — она жила с психически боль-

ной матерью (а это огромная моральная нагрузка),

собственная жизнь у нее не строилась, семьи не бы-

ло. Я решила, что человеку в таком состоянии недо-

статочно индивидуальной консультации психолога,

и направила ее в группу поддержки при нашем храме.

Причем я предупредила ведущую этой группы, что-

бы она звонила моей клиентке, тормошила, звала на

встречи. Я сама тоже ей звонила. Потом эта женщина

призналась мне, что именно наши звонки оказались

той маленькой, но значимой гирькой на чаше весов,

которая перевесила в сторону желания жить — она по-

чувствовала, что кому-то небезразлична, кто-то ей со-

переживает. Это помогло ей иначе отнестись к самой

себе — с большей любовью и с большим принятием.

Произошло чудо, которое не могло произойти без по-

мощи Божией, — у нее повысилась самооценка, поя-

вилась уверенность в себе как в женщине, она вышла

замуж. И даже ее больная мама стала вести себя по-

другому, их отношения изменились.

Когда мы в унынии, крайне важна помощь тех,

кто рядом. Это испытание — вызов не только тому, кто

страдает от уныния, но и его близким. Это призыв к че-

ловечности, к любви, к состраданию.

— У женщин и мужчин уныние проявляется по-

разному?

— Есть особенности, связанные со спецификой

женской и мужской психологии. Это в определенной

степени обусловлено культурно-социальными стерео-

типами. В современном обществе мальчика воспитыва-

ют мужчиной — он не должен плакать, ныть, страдать,

должен быть терпелив к боли, трудностям, испытани-

ям, он должен быть опорой, защитой, стеной. Обратите

внимание: должен, должен, должен. Мужчины не пла-

чут, они держат удар. Вот они и стараются соответст-

вовать этим стереотипам, и скрывают свои пережива-

ния до последнего, часто даже от самих себя. Сознание

современного мужчины почти потеряло связь с миром

чувств, переживаний. Никто не скажет, что сила, надежность,

способность брать на себя ответственность —

это негативные свойства мужчины. Наоборот, любая

женщина ищет именно такого спутника жизни. Одна-

ко за это бесконечное «должен» мужчины платят ран-

ними инфарктами, сердечно-сосудистыми заболевани-

ями, уходом в разные зависимости (алкоголь и прочее)

и, конечно, депрессией, унынием и тоской.

Недавно я консультировала одного замечательно-

го человека. Он являл собой пример образцово-показа-

тельного мужчины: и заботливый, и зарабатывает, и по-

могает друзьям, и отец отличный. Когда я спросила, за

что его любят его друзья, он ответил: за оптимизм. Это

меня крайне удивило, поскольку в наших разговорах

этот мужественный и взрослый человек часто плакал,

он просто не мог сдержать слез. Его оптимизм был лишь

внешним, лишь попыткой быть «хорошим мальчиком»,

с которым здорово и весело, а на самом деле в его душе

жили тоска и уныние, он чувствовал себя загнанным,

попавшим в западню требований и обязательств. Он по-

терял контакт с самим собой, давно перестал чувство-

вать, чего он сам хочет, к чему его самого тянет.

Моя задача, конечно, состояла не в том, чтобы раз-

дувать его эгоцентризм и ставить во главу угла его же-

лания и потребности. Необходимо было восстановить

баланс между уважением к себе и заботой о других

людях. Слова Христа «возлюби ближнего твоего, как

самого себя» (Мф. 22: 39) стали главной опорой в на-

шей работе. Только когда он начал лучше понимать се-

бя, осознавать свои реальные желания и потребности,

он обрел возможность подлинного личностного выбо-

ра. Привычный способ поведения «должен во что бы то

ни стало» перестал быть единственным. Перед ним от-

крылись иные пути, и ему предстояло сделать свобод-

ный и ответственный выбор, который в полной мере

отражал его сущностные черты — порядочность, вер-

ность, жертвенность, любовь. А это, как вы понимаете,

совершенно иное состояние — не «загнанность и обре-

ченность», а свободный выбор зрелой личности, кото-

рая в состоянии победить уныние.

Конечно, не стоит думать, что уныние у мужчин

связано лишь с культурными стереотипами, навязан-

ными им обществом. Утрата смысла жизни, потеря

связи с самим собой, тяжелые испытания судьбы, дет-

ские травмы и другие психологические проблемы свой-

ственны мужчинам так же, как и женщинам, и могут

провоцировать состояние уныния. Однако еще раз под-

черкну: эти переживания не удастся вытеснить и за-

быть, с ними необходимо взаимодействовать для того,

чтобы понимать подлинные причины происходящего.

Любая попытка убежать от испытаний и страданий —

это бегство от самого себя. Личность выковывается

только в трудных ситуациях, ее становление связано

с преодолением, а не с комфортом. И в этом плане побе-

да над унынием — личностный рывок, возвращающий

человека к Богу. Но надо помнить, что в одночасье не-

возможно измениться, обрести целостность. Это труд

кропотливый, длительный, но одновременно творче-

ский, созидающий.

— Удается ли повернуть к глубоким экзистенци-

альным вопросам людей, настроенных на карьеру, на

успех?

— Как правило, удается, но при определенных усло-

виях. Одна из главных психологических иллюзий сов-

ременного человека состоит в том, что он должен быть

счастлив во что бы то ни стало, и всю жизнь он начина-

ет строить таким образом, чтобы осуществить эту меч-

ту. Ему кажется, что каждый шаг, каждый успех, ка-

ждое достижение — лишь ступенька, приближающая

его к вершине счастья, а любая неудача, любой, даже

мелкий промах отводят его от этой вожделенной меч-

ты. Но опыт показывает, что это абсолютная иллюзия,

мираж. Счастье — всегда «побочный» продукт, мгно-

вение, озаряющее человека в момент удачи. Устойчи-

вой может быть только радость. Радость — особое со-

стояние, наполняющее нашу душу, когда мы ощущаем

присутствие Бога, это глубокое чувство гармонии с ми-

ром, с собой и с другими людьми. Однако человек, це-

лью которого является карьера, успех, редко способен

радоваться. Речь не идет о бесконечной череде веселых

празднеств, шум которых часто лишь маскирует вну-

треннее одиночество и пустоту. Радость — это глубо-

кое, светлое чувство связи с миром истины и красоты.

Оно наполняет нас светом и благодарностью, прими-

ряет с обстоятельствами, наполняя сердце принятием

и прощением. По сути, это состояние противоположно

унынию. Если радость всегда связана с созиданием, со-

зерцанием, благодарностью, то уныние, напротив, по-

рождают обманутые или неутоленные желания. Весь

современный мир толкает человека к унынию — рекла-

ма, кинематограф, телевидение создают сладкий миф,

 вожделенную иллюзию, которая становится для массо-

вого сознания манящим миражом. Реальность на этом

фоне оказывается пресной, скучной, бессмысленной,

и человек устремляется в сказочный виртуальный мир,

которого никак не может достичь. Мало кто задумы-

вается о том, что жизнь — это встреча с реальностью,

а бег за миражом — псевдосуществование. Первое ведет

к полноте, глубине, радости и благодарности, второе —

к унынию, опустошенности и одиночеству.

Если психологу удается подвести человека к осоз-

нанию и принятию этих глубинных, бытийных, экзи-

стенциальным проблем, то мы оказываемся на пути

к личностному становлению и обретению подлинного

смысла собственной жизни.

 

Об авторе

Леонид Виноградов — журналист. Пишет на религиозные

и социальные темы. Родился в 1964 году. Учился в МЭСИ.

В журналистике с 1997 года. С 2004 по 2012 год — корреспондент

журнала «Нескучный сад» и сайта Милосердие.ru,

в 2012–2013 годах — корреспондент сайта «Православие

и мир». Продолжает публиковаться на Милосердии и Прав-

мире, а также в других изданиях.

Любимые жанры: интервью, очерк, аналитическая ста-

тья. Близка мысль Достоевского: «Человек есть тайна. Ее

надо разгадать, и ежели будешь разгадывать всю жизнь, то

не говори, что зря потерял время».

В 2009 году в Германии присуждена премия «Восточная

Европа» за очерк «Доктор-сказочник» о психотерапевте пе-

тербургского хосписа Андрее Гнездилове («Нескучный сад»,

№ 5, 2008).